Особенности национальной гарнизонной службы

Импровизированный стол, накрытый на двух составленных вместе ящиках с минами, поражал обилием и разнообразием. Помимо непременных, густо смазанных тавотом жестянок с тушенкой, крутого армейского хлеба, соли и внушительного вида стеклянных банок с какой-то мутной жидкостью здесь были в изобилии представлены дары местной флоры, в которой цветом и запахом выделялись абрикосы. Огромные, на мой непросвещенный взгляд, неправдоподобно оранжевые, налитые медовой мякотью, прозрачные на просвет.

Специально для нас, только что прибывших с «Большой земли», новые товарищи раздобыли водки, которую старший по воинскому званию офицер — подполковник в немыслимых где-нибудь в Союзе кроссовках — разлил, тщательно дозируя, в две алюминиевые кружки. Для нас с товарищем. Себе хозяева налили той самой мутной жидкости из нехилых стеклянных банок.

— Будем! — выдохнул подполковник в кроссовках и залпом осушил содержимое своего стакана.

— Будем! — эхом отозвались остальные присутствующие, среди которых я с удивлением обнаружил не только офицеров, но несколько сержантов и рядовых, и выпили.

Хлебнули жидкости из кружек и мы с приятелем. В смысле, набрали в рот, проглотили было и… задохнулись! Хозяева не пожадничали и плеснули нам неразбавленного медицинского спирта. Миллилитров по 250—300.

«Предупреждать надо!» — хотелось сказать мне, но отказавшийся повиноваться артикуляционный аппарат сумел выдать лишь нечто нечленораздельное.

— Воды! — прохрипел мой приятель.

И тут же услужливые руки бывалых фронтовиков протянули нам новые кружки, из которых мы с жадностью начали пить. Чтобы убедиться, что и на сей раз жидкостью, предложенной на «запив», был все тот же спирт. Страшно дефицитный, кстати говоря, вообще, а на передовой — особенно.

Мгновенно обмякшие, мы с приятелем еще какое-то время пытались изображать присутствие за столом, но довольно быстро вырубились, забыв, надо отметить, о естественных страхах, испытываемых нами в течение всего полета и усилившихся после приземления под плотным минометным огнем, когда местные партизаны отмечали наше прибытие.

Довольно скоро я узнал, что подобному обряду «посвящения» подвергаются все без исключения военнослужащие, прибывающие в соединение, контролирующее один из важнейших стратегических пунктов театра военных действий. «Хозяева» предпочитали употреблять «бормотуху» собственного приготовления, являющуюся продуктом форсированного брожения практически любого вещества. Гнали ее из местных фруктов и леденцов, из хлеба и овощей, но наибольшей популярностью пользовалась «помидоровка» — брага, изготовленная из томатной пасты с добавлением дрожжей и сахара. Приготовленное подобным образом сусло сливалось в плотно закрывающуюся емкость, которая, в свою очередь, крепилась к импровизированной центрифуге — диску поднятого на высоту домкрата колеса. Для ускорения химических процессов брожения, так сказать. И неплохо получалось. Хотя я сам, честно говоря, предпочитал «кишмишовку». Или что-нибудь «цивильное», если удавалось вырваться в крупный населенный пункт и выменять бутылку «Столичной» на пригоршню-другую каких-нибудь минералов у наших специалистов, наводнивших местные, партийные, властные и специальные органы заброшенной на окраину цивилизации страны.

— Лазурит! — настойчиво утверждал начальник штаба, высказывая собственную точку зрения по поводу причин, заставляющих советское командование раз за разом бросать в кровавую мясорубку ущелья новые части. — Это единственное место в мире, где добывают подобные минералы!

— Какие там минералы! — не менее настойчиво возражал начальник разведки, грузно навалившись грудью на складной стол, застеленный крупномасштабной картой местности. — Генштабу нужен полигон для обкатки людей и новых образцов боевой техники! Сам ведь знаешь, за одного битого двух небитых дают.

— Ничегошеньки вы, мужики, не понимаете, — подключался к разговору замполит. — Мы должны решительно пресекать происки США и НАТО в любой точке Земного шара! У нас тоже есть «зоны жизненных интересов», и наш противник обязан знать, что для их защиты мы ни перед чем не остановимся!

— А как же люди? — подал голос сержант, после смерти штатного замполита роты временно исполняющий его обязанности. — Что мне ребятам говорить после вчерашнего, когда «вертушки» не появились и через сутки с тех пор, как батальон попал в окружение?

Несмотря на то, что война смела все прежние представления об уставных взаимоотношениях, а офицеры и солдаты давно уже научились выстраивать новые, оптимальные для боевых условий, сержант говорил негромко. Хотя в его голосе слышалось злость. И страшная усталость. Люди очень устают от войны.

Бред

Бред, свидетелями и невольными участниками которого все мы стали всего несколько лет назад, застал меня в одном из регионов бывшего некогда единым и нерушимым Союза. В регионе, где разворачивались наиболее драматические события нашей новейшей истории.