Особая примета

— А почему он может застрять в этом месте?

— Смотрите, здесь, на карте, в обе стороны от озера показано труднопроходимое болото. Это так и есть. Вот эта часть, по бокам салмы, совсем непроходима — ни зимой, ни летом. Тут топь страшная, никогда не мерзнет, лоси гибнут. Она тянется километров на восемьдесят, в обе стороны, концами уходит за границу. И в ширину два — три километра. Пройти можно в двух местах: есть переход к югу от салмы, через топи — нас здесь провел старик охотник, когда мы ходили громить немецкие гарнизоны. Но кто не знает, нипочем не пройдет. Идти нужно все время выше колена в воде, с одной вараки — значит сопочки по-карельски, — на другую, то вперед, то вдоль топи, то назад, к этому берегу. Словом, от берега до берега два километра, а длина тропы — не меньше шести. Я ходил дважды и то не найду. Второй путь к границе — по озеру, через салму, летом на лодке, зимой — по льду, но только в самые сильные морозы. Дно озера — гнилое, озеро редко замерзает сплошь, а салма — в особенности. Если он выберет этот маршрут, то ему нет другого пути, кроме как по воде.

— А на чем же он может перебраться?

— Вот на это я и рассчитываю. Лодок на озере не должно быть, если и есть какая-нибудь старая развалина, то ее нужно еще найти. Сперва он попробует пройти через топь, на этом потеряет сутки, либо просто застрянет где-нибудь на вараке среди трясины и будет куковать. Потом, если выберется назад к озеру, — начнет строить плот.

— Да ведь у него и веревка есть!

— Все равно возня большая. Крупного леса возле озера нет, придется тащить каждую лесину почти километр. Вот и вторые сутки пройдут. Но, главное, он, конечно, будет упорно искать переход по болоту — по карте-то оно проходимое!

Лузгин с сомнением покачал головой.

— Вы же сами подсчитали, что у него почти двое суток преимущества. А на всю дорогу ему от силы нужно три дня...

Богоев рассмеялся:

— Что вы, товарищ полковник? Да здесь и летом-то не пройдешь тридцать километров в сутки! Сколько одних деревьев нужно срубить на лавы, мостки то есть, ведь все лощинки сейчас играют, всюду потоки, зажоры [5]... Нет, скорее, чем за четыре дня и я бы не добрался, а я умею ходить по нашим лесам.

— Но ведь и догонять будет не легче? Тоже четыре-пять дней?

— Нет, вдвоем — втроем все-таки легче, да и лавы останутся. Но, конечно, вся надежда на то, что он задержится у топи. Если бы он сразу начал с озера и нашел лодку — через три-четыре часа был бы за рубежом: по воде всего восемь километров, а там задержать некому, кроме медведя.

Петренко долго молчал и вдруг хлопнул рукой по карте.

— Решаюсь! Больше ему деваться некуда, тут и нужно его ловить. Только не догонять, а ждать!

Собеседники взглянули на него с удивлением:

— Ждать? А как же вы попадете туда раньше него?

— Как? На самолете! Раз есть озеро — значит сесть можно, не на лыжах, так на поплавках, в крайнем случае на парашютах спрыгнуть. Капитан Богоев, полетели бы со мной?

— Если начальник отпустит — я с удовольствием...

Веснушчатое лицо капитана загорелось радостью и азартом.

Петренко вопросительно посмотрел на Лузгина.

— Рискованно! Рискованная затея, — протянул тот с сомнением. — Все-таки это только наши рассуждения. Где гарантия, что он пойдет именно здесь? Впрочем... — Лузгин еще раз вгляделся в карту, — на всяком другом маршруте его могут поймать, так сказать, местными силами, об этом я позабочусь. А здесь... Да, здесь проскочит, если не принять специальных мер. Вы твердо решили? Ну что же, Кларк поручен вам, мое дело — содействовать. Насчет Богоева не возражаю, без него у вас, пожалуй, ничего не выйдет. Идемте, доложим генералу.

10. ПЕРКЕЛЕ-ЯРВИ

За Петрозаводском, где Петренко и Богоев пересели с пассажирского самолета на По-2, погода испортилась. Резкий, холодный ветер низко над землей гнал рваные облака, далеко в сторону сносил косые полосы дождя и крупы. Но маленький самолет храбро пробивался на северо-восток, то падая в воздушные ямы, то словно взбираясь на крутые горки. И будто в награду за его смелость, после Сег-озера, над северным берегом которого они пролетели, небо стало светлеть, а когда подлетали к Ухте — совершенно очистилось, и ветер стих. Самолет шел довольно высоко, и маленькая тень его быстро скользила то по зеленому плюшу хвойных лесов, то по белой глади озер — выпавший утром снег еще не растаял на поверхности льда. На эти гладкие, чисто-белые пятна Петренко с тревогой посматривал сквозь прозрачную стенку кабины: слишком мало здесь воды, все озера подо льдом, как-то сядет летчик на своих поплавках? Может быть, все-таки нужно было лететь на лыжах? И зачем их отговорили от парашютов? Он показал Богоеву на одну, особенно большую белую поверхность и укоризненно покачал головой.

— Лед! — крикнул он, стараясь перекричать рев мотора. — Лед везде!

Богоев улыбнулся и попытался ответить что-то, но подполковник не расслышал. Тогда капитан вытащил блокнот и написал: «Взгляните, какие забереги [6]; мы ведь высоко».