Особая примета

— Ну, я думаю, затем, что настоящий лесовод работает в каком-то другом месте, под другим именем и может появляться здесь только изредка, когда нужно обработать понимающего человека, которому не вотрешь очки. При таком способе он как специалист может служить ширмой не для одной шпионской базы, а для двух и, может быть, больше. Ведь гастролировать он может за нескольких майоров. В стране еще не во всем наведен четкий порядок, бдительность хромает и такие махинации возможны.

Теперь вот какой — и последний — вопрос: Влоцкий номер один и Влоцкий номер два по наружности в общем похожи. Не заметили вы сходства между майором и шофером машины, на которой вас возили? Помнится, из слов вашего убийцы вы поняли, что водитель — лесовод?

— Да, я очень ясно слышал: «Эх, лесовод!» Но я не видел лица шофера и даже рост его затрудняюсь определить. По голосу он на «майора» не похож, а вот боязнь вида крови у обоих одинаковая.

— Ну, это, конечно, ничего не доказывает. Вы не помните, каким тоном говорил Юзеф с шофером?

— Довольно фамильярно, но все-таки на «вы», а тот говорил ему «ты».

— Примечательно, что шофер очень уж прятался — никто из Ковалей не видел его в лицо. Почему-то он особенно конспирируется. Я уверен, что мы в конце концов разберемся. Однако поздно уже, вы устали. Отдыхайте и поправляйтесь. Снимок обработают в фотолаборатории, потом наш человек придет с ним к вам — не откажите ему в указаниях. Желчный пузырь — единственная особая примета, которую мы знаем у Влоцкого номер два. Жаль, что по ней нельзя узнать человека на улице. Ну, выздоравливайте, берите пример с вашей пациентки. Три дня назад ее перевезли сюда, в госпиталь, а сегодня сняли швы — и все в порядке. До свидания, Иван Михайлович!

Генерал Чугунов вышел. Да, вот когда хирург испытывал удовлетворение. Он поступил правильно — нить, которую он дал, в надежных руках и ведет к какому-то очень важному клубку. И все же длинный разговор утомил профессора, голова разболелась, и он долго не мог уснуть.

Генерал тоже засиделся за работой в этот вечер. Чем глубже он вникал в дело, тем сложнее и интереснее оно ему представлялось. Влоцкий-майор, наверное, удрал за границу. Но где-то остался другой Влоцкий и вокруг него второе, может быть основное, гнездо шпионов и диверсантов. Как до него добраться? Попробуем подвести итоги — что и о ком известно?

Яснее всего с семьей Ковалей, или, по-настоящему, Кочанов. Они сразу все рассказали. Старик Кочан, хозяин дома, — украинский националист, кулак, уроженец Западной Украины. При фашистах был старостой на Львовщине. Сыновья его служили полицаями, потом их забрали в дивизию СС «Галичина», откуда они дезертировали во время изгнания немцев из Западной Украины. Они недолго скрывались в лесах, пристав к остаткам шаек Бандеры. Потом Кочан со всей семьей бежал из Советского Союза. Под видом переселенцев на новые земли и под фамилией Ковалей им удалось осесть здесь, на территории, воссоединенной с Народной республикой. Каким-то темным путем они сумели закрепить за собой богатое немецкое хозяйство. Тут их и нашел полгода назад майор. Он напомнил им прошлое и без труда завербовал. Устроившись на работу лесничим, майор поселился в доме Кочана. Роль Кочанов в «организации» Влоцкого до последнего времени ограничивалась собиранием антидемократических и антисоветских пересудов и сплетен. Первой «акцией» явилось покушение на командующего.

Кочаны знали только Влоцкого-майора и, видимо, не имели понятия о существовании его двойника — это вполне правдоподобно и оправдано требованиями конспирации.

Врач Алоис тоже имел дело только с майором и ничего не знал о подробностях его поступления на работу. Он, как и Кочаны, был до крайности напуган арестом и показания давал охотно. «Майор» завербовал его три месяца назад якобы с помощью шантажа — пригрозил ему, будто имеет доказательства, что он, Зайонц, в сорок первом году выдал немцам врача еврея, своего конкурента по частной практике. Этот факт Алоис отвергал настойчиво, но малоубедительно. Он утверждал также, что с первой встречи и до того дня, когда его привезли к раненой Диве, майор с ним не виделся и никаких заданий ему не давал. О болезни майора ему ничего не было известно.

Менее ясен вопрос с сестрой милосердия. Она, как оказалось, работала на медицинском пункте в соседней деревне. До того, как ее вызвали к раненой, никогда не встречала ни майора, ни Кочанов и ничего о их деятельности не знала. Ей сказали, что Дива ранена нечаянным выстрелом. Другие арестованные ничего о ней не могли сказать. Монахиня была местной старожилкой, работала еще при немцах, хотя сама — славянка. Жители, все новоселы, хвалили ее как старательного и полезного работника. Но одно обстоятельство говорило против нее. В шприце, который был отнят у нее при аресте, оказался раствор морфия. Монахиня утверждала, что хотела ввести глюкозу со спиртом и ошиблась флаконом, но такая ошибка опытного работника была более чем подозрительна. Однако монахиня продолжала упорно доказывать свою непричастность, и добиться от нее не удалось ничего.