Особь

– Потому что ее кто-то взломал.

– Кто?

– Не знаю. Думаю, осмотримся и выясним.

– Но где тогда папа?

– Если его нигде нету – значит, вышел. И вышел именно через дверь. Не через окно же! – Мефодий Николаевич на всякий случай осмотрел окна – все шпингалеты оконных рам были опущены, да и стекла были целы. – Он ведь не знал, что мы к нему в гости придем.

– Папа никогда бы не ушел из дому, не закрыв за собой дверь. Если с ним что-нибудь случится… я этого не вынесу.

– Извини за здоровый цинизм, но мне почему-то вспомнился курс судебной медэкспертизы. О смерти человека может свидетельствовать только его труп, а не какие-то подозрительные пятна на полу. А потом, посуди сама. Допустим, твой отец стал жертвой какого-нибудь маньяка. Допустим, его ранили. Я не утверждаю это уверенно, я лишь говорю «допустим». В квартире твоего папы нет. Окна закрыты. Значит, он должен был покинуть квартиру через дверь. Ни один раненый человек, спасаясь бегством, не станет затирать за собой следы крови. Но ведь ни в прихожей, ни на лестнице, ни на площадке мы крови не видели.

– А окровавленная тряпка на перилах? – на выдохе напомнила девушка.

– Это была женская блузка. Я точно помню. Хочешь, вместе сходим и проверим?

Лампочка под потолком несколько раз тревожно мигнула, вспыхнула и тут же погасла. Кухню сразу же заволокло густым фиолетовым полумраком.

– Перегорела… Некстати, однако, – вздохнул Мефодий Николаевич. – Ты не знаешь, где тут могут запасные лежать?

Лида не успела ответить. Внезапно за закрытой дверью кухни послышался негромкий шорох, затем – тоненькое поскребывание, словно кто-то осторожно водил маникюрной пилочкой по стеклу. Тоненько звякнуло стекло серванта в гостиной, скрипнула половица…

– Ты входную дверь закрыла? – Суровцев вопросительно взглянул на девушку.

Даже в полутьме было заметно, как напряглось ее лицо. Глаза тревожно блеснули, губы подобрались в тонкую линию, скулы заметно заострились. Лида испуганно втянула голову в плечи, съежилась и инстинктивно подалась к окну.

– Закрыла… А может, и нет, – произнесла она тревожным полушепотом и сразу же смолкла, словно боясь невзначай потревожить то странное живое существо, которое пряталось за дверью.

Мефодий Николаевич выставил впереди себя электрошокер и определил движение к двери, однако девушка мертвой хваткой схватила его за локоть.

– Не надо… – прошептала она умоляюще.

– Почему?

– Боюсь… Не оставляй меня одну!

– Я только посмотрю…

– Если ты отойдешь от меня хоть на шаг – я просто умру на месте!

Послушно усевшись, Суровцев прислушался. Теперь в квартире царила зловещая и неопределенная тишина, и это почему-то страшило больше всего. Скрипни за дверью половица, как минуту назад, закапай в ванной вода, заурчи сливной бачок унитаза – и Мефодий Николаевич почувствовал бы себя легче. Тишина густела, словно смола на сосновом стволе, медленно натекала в мозг, незаметно разъедала и без того взвинченные нервы. Желание выйти из кухни как-то незаметно исчезло, уступив место другому: сидеть недвижно, затаить дыхание, превратиться в камень, стать невидимым – только бы не выдать своего присутствия!

Внезапно Лида дернулась, скрежетнула зубами и со свистящим придыханием прошептала:

– Слышал?

– Что? – чуть слышно, одними губами спросил Суровцев.

– Та-ам… – она едва различимо кивнула на дверь.

– Что именно?

– Звук какой-то…

– Не слышу.

Девушка склонилась к уху спутника, зашептала горячо и испуганно:

– Оно там, я знаю… Я уже научилась их чувствовать.

– Кого?

– Ну, их… Я знаю, оно сейчас в ванной, там кафель на полу шероховатый, да и плитка отслоилась, вот и поскрипывает под ногами… Вот, слышишь теперь?

– Да нет… – Мефодий Николаевич действительно не расслышал ничего подозрительного. – Может, тебе почудилось?

– Да нет, что ты… – Лида доверчиво прижалась к Суровцеву. – Я ведь эту квартиру хорошо знаю… Вот, послушай, послушай… Ну, теперь слышал?

Никакого характерного шуршания подошвы о кафель Мефодий Николаевич не различил. Обострившийся донельзя слух зафиксировал лишь негромкое шелестение тополей за окном да едва различимый ток воды в трубах.

– Нету никого… – упавшим голосом констатировал Мефодий Николаевич.

Несколько минут они просидели недвижно, прислушиваясь к малейшим звукам. Из-за соседнего дома медленно взошла луна, и ее призрачный, ирреальный свет лимонными пятнами лег на линолеум кухни.

– Вот, вот… – дернулась Лида. – Неужели не расслышал?

Мужчина посмотрел на Лиду с сомнением.

– Может, у тебя галлюцинации?

– Оно спряталось в ванной и нас ждет… Оно там, я это точно знаю. – Шепот девушки напрягся и завибрировал, как тетива. – Ждет, когда мы выйдем наружу, чтобы наброситься на нас.

И тут обострившийся слух Мефодия Николаевича действительно различил едва слышное сопение, доносившееся из-за двери. Затем – длинный, протяжный скрип несмазанных петель, затем невнятный шорох, с каким обычно ветер гонит по асфальту опавшие листья…