Основы этнополитики

Оказывается: 1500 и даже 1000 лет до н. э. на указанной территории монголоидного компонента в населении не было вообще, а был только 100-процентно европеоидный. Затем, 500 лет до н. э. монголоидный компонент появляется, но пока довольно скромно, в объеме 20 %. К концу I тысячелетия нашей эры европеоидный и монголоидный компоненты сравнялись: 50 на 50 %. А к 2000 году монголоидность выросла до 75 %. И это при том, что советская власть прирезала к Казахстану земли Южного Урала, населенные русским Семиреченским казачеством, которое никакого отношения к тем древним европеоидам и тому ареалу не имеет. С учетом этого факта можно смело сказать, что перед нами картина полной замены генофонда на некоей исторической территории.

Это — сокрушительная катастрофа неведомой нам части белой расы, растянувшаяся на 3500 лет и окончившаяся ее постепенной, но полной гибелью. Гибель происходила, возможно, незаметно для самих гибнущих. Незаметно — значит, «неопасно»? Нет, именно в этой постепенности, незаметности — главная угроза! Своего рода варка лягушек на медленном огне, как учат французские повара, чтобы те притерпелись поначалу и не повыпрыгивали. Обреченные представители исчезающей расы вряд ли даже понимали, что с ними происходит, и не пыталсь протестовать, сопротивляться своей судьбе.

С другой стороны, Балановские, также опираясь на специальные исследования, повествуют нам об удивительной судьбе народа шапсугов. Который, напротив, несмотря на крайне неблагоприятные, прямо убийственные исторические обстоятельства, никак не желает менять свое существо и уходить из жизни.

«Адыги-шапсуги — древнее население Северного Кавказа. Их сплошной ареал простирался от Кубани до Черного моря. Но их смела Кавказская война. К 1865 году все причерноморские аулы шапсугов были уничтожены, а прикубанские — переселены. Сейчас от них осталось два осколка: 5 тысяч человек в Прикубанье, и столько же — в предгорьях у Черного моря. Но они сохранили отражение разрушенного генофонда. У нас есть основания считать, что Прикубанье отражает прежнюю “Малую Шапсугию”, жившую к северу от Кавказского хребта. А в Причерноморье постепенно просачивались те, кто остался в живых из “Большой Шапсугии”. Они старались селиться именно в той долине, где испокон веков жили их предки. Они сохранили традиции брачной структуры. Подразделённая популяция вновь доказала нам свою необычайную устойчивость» (334).

Пара цифр для уточнения параметров катастрофы. «До присоединения к России Северо-Западный Кавказ населяли главным образом адыги (черкесы), которых насчитывалось более двадцати племен» общей численностью до 4 млн. человек. «Сокращение численности в результате военных действий было драматическим». От наиболее многочисленного племени шапсугов, насчитывавшего некогда более 300 тыс. чел., на сегодня осталось «лишь десять тысяч человек, и они не смешиваются с окружающим населением» (308). Шапсуги сократились вынужденно и радикально, но при этом так же радикально сохранились как отдельный этнос.

Перед нами — потрясающий и достойный присвоительного изучения пример этнического самосохранения в максимально неблагоприятных условиях. Но, простите, разве за счет подразделенности на две популяции? Никак нет. Ведь шапсуги брачуются только внутри той или популяции, и если одна из двух сохранившихся популяций вдруг исчезнет, шапсугский этнос, придерживаясь этой же практики, все-таки продолжит свое существование в лице второй, неподразделенной популяции. Это очевидно.

Секрет самосохранения явно не в подразделенности, а в чем-то ином. В чем? Балановские дают и другой ответ, на сей раз непротиворечивый, полностью соответствующий действительности, основанный на собственных, совместно с другими авторами, исследованиях. Для начала они констатируют: «Глубокое знание генеалогии позволило сделать шесть “временных срезов” фамильного состава популяций, то есть реконструировать генофонд населения на одно, два, три, четыре, пять и шесть поколений назад». И вот закономерный главный вывод:

«В результате такой реконструкции показана высочайшая устойчивость популяции: благодаря сохранению брачных традиций, она сохранила популяционную структуру вопреки переселениям и катастрофическому сокращению численности популяции в результате Кавказской войны» (334).

«Небольшая группа (причерноморские шапсуги) проживает среди массы пришлого населения на побережье Черного моря (от Туапсе до Сочи). Но даже в условиях огромного миграционного давления курортной зоны шапсуги сохраняют давние брачные традиции — подавляющая часть браков заключается в пределах популяций шапсугов общей численностью всего лишь 5 тыс. человек» (330–331).

Иначе их бы давно не стало, как всем теперь уже ясно и понятно.

Ларчик открывается просто, а главное предсказуемо. Брачные традиции, строгая эндогамность, отказ от смешанных браков — вот истинная причина сохранения шапсугского этноса. А вовсе не его подразделенность.