Но одно дело — эксклав, со всех сторон обтекаемый иными этносами. Учет политических (область) или административных (район) границ, его определяющих, в этом случае оправдан. А другое дело — проживающие бок о бок в самой России разные русские популяции более низкого уровня, чем народ в целом. Это не эксклавы, они не отделены чужими территориями, не разделены морями и пустынями, а потому не подлежат выделению по административному или географическому признаку.
Вполне понятно, что некоторая генетическая разница подобных отдельных популяций такого большого, географически разбросанного народа, как русские, — есть неизбежность. И Балановские — великие специалисты, говорю это без малейшей иронии, именно по этим тонким различиям генофонда, описанным ими в разных системах и картографированным. Вот на этих-то замечательных, уникальных картах наших авторов и видны воочию истинные границы локальных популяций! Которые могут совпадать, а могут и не совпадать с административными. Как то и положено биологическим общностям.
В чем же смысл выделения в «локальные популяции» соседних, близлежащих сел или областей, если у них не различаются генофонды? Нет никакого смысла! Это противоречит хрестоматийному пониманию популяции. Но Балановские противоречат и сами себе, поскольку знают и убеждают нас, что «целые области пространства характеризуются сходными значениями генных частот» (16). Вот через эти сходные значения и определяли бы локальные популяции (да и генеральную тоже)!
И наоборот: как можно говорить о популяции, скажем, всего Русского Севера, когда Балановские отчетливо и очень убедительно выделили там как минимум два русских ареала, чей генофонд отличается по целому ряду позиций от всех остальных, указывая именно на наличие разных русских популяций в данном регионе? Вот эти два ареала, биологически заметно иные, — безусловно и есть локальные популяции русского народа, а какими административными границами они при этом очерчены (или не очерчены) — не суть важно.
Философия популяции, как и философия ареала имеет у Балановских ряд странностей и вызывает резкое неприятие именно с философских — логических и мировоззренческих — позиций.
Балановские начинают с человечества как популяции самого высокого уровня, чей ареал — вся планета Земля. С этим невозможно согласиться.
Как следует из хрестоматийного определения, нельзя, к примеру, говорить о популяции просто рыб в Охотском море, но говорят лишь о популяциях вида: трески, наваги, иваси, палтуса и т. д. в этом море. Разве можно иметь в виду под популяцией механическую сумму всех рыб водоема? Это недопустимо в терминах науки. Нельзя сложить навагу с иваси, добавить туда палтуса и треску и все это вместе взятое назвать популяцией Охотского моря.
Но Балановские утверждают обратное: «Все человечество представляет собой одну гигантскую популяцию, подразделенную на множество меньших… Это принцип матрешек» (335); «Все человечество представляет собой многоуровневую, иерархическую популяцию, и почти каждая конкретная популяция и сама состоит из нескольких субпопуляций, и входит в состав популяции более высокого иерархического уровня» (336).
Это что-то странное.
Выше уже говорилось, что ни калининградцы, ни москвичи, ни сибиряки — не популяции, ибо популяция не тождественна просто населению. Не является популяцией и не тождественно человечеству и население всей «ойкумены».
Виды (в данном случае расы) или подвиды (в данном случае этносы) могут быть представлены популяциями, которые маркируют собой тот или иной ареал. Но механическое сложение видов и подвидов (рас и этносов) не дает еще один особый вид — «человечество», претендующий на ареал типа «Земной шар». Человечество само по себе популяцией не является, это вообще лишь фикция, прижившаяся в политическом лексиконе, типичное «воображаемое сообщество» по Б. Андерсону, не существующее как факт.
Однако есть, очень условно говоря, антропосфера[631], которая состоит из как минимум трех подразделенных популяций, а именно трех рас: европеоидной, монголоидной и негроидной. Помимо этих изначальных, первичных, больших рас, есть множество производных, вторичных, гибридных, возникших в ходе бесчисленных миграций и метисаций. Все эти расы, первичные и вторичные (третичные, десятичные и т. д.) являются подразделенными популяциями и представлены разными этносами, которые также, в свою очередь, подразделяются на субэтносы.
Балановские, в отличие от некоторых новомодных умников, прекрасно сознают и подтверждают реальность рас, за что им честь и хвала. Но не имеют смелости осмыслить этот факт до конца и сделать соответствующие выводы. Мы уже видели эту робость мысли на примере установления ареала исследования по произвольным границам СССР. Теперь то же самое следует отметить на примере определения разного рода популяций, начиная с «человечества».
Спускаясь с этой вершины ступень за ступенью, Балановские говорят нам о популяции Северной Евразии, затем — даже о популяции Сибири и т. д. Обоснованно ли?