Основа

Через мгновение раздался дикий скрип, переходящий в скрежет: еле удерживаясь в своей полосе, мимо нас пронеслись две отчаянно замедляющихся фуры. Они будто стали единым целым: белая «Скания» тормозила за себя и за вклинившегося в её прицеп американского тягача с цистерной. Разминувшись с ними, встал за попутным.

Скорость участников ДТП была уже относительно невелика, так что они благополучно остановились неподалёку. Сразу же к ним бросились гаишники, один мужик из легковой и трое дальнобойщиков, включая меня. К счастью, оба водителя не пострадали, чего не скажешь о технике. Прицеп передней сцепки оказался на удивление крепким и получил минимальные повреждения, а вот американца совсем разворотило: двигатель под разорванным в клочья капотом смят, огромная красная кабина стояла набекрень, считай снятая с рамы.

Если бы он вылетел на встречку, то последствия были бы ужасны: спуск, мост, легковые, другие грузовики… Но водитель «Скании», – как выяснилось, молодой парень со стажем работы всего четыре месяца, – при приближении бензовоза с отказавшими тормозами сумел мгновенно оценить обстановку и принял удар на себя. А вот я – смог бы сделать так же? Меня-то ведь тоже нельзя назвать водителем с большим опытом. Хотя, многие опытные коллеги на его месте решили бы любым путём уйти от столкновения, лишь бы не подставляться самим. Так от чего же зависит способность к героическим поступкам?

У меня имелась привычка время от времени сочинять что-то наподобие хокку – погружённый в мысли, тихо выдал экспромтом вслух:

Не узнать наперёд новые грани,

Что обнаружишь в глубинах себя,

Совершившего подвиг.

Один из дальнобоев, стоящих передо мной и наблюдавших, как сотрудники ДПС оформляют аварию, обернулся и спросил:

– Хайку что ли?

– Ну, типа того. Сочиняю иногда такие трёхстишия. Только вот можно ли их назвать хайку – вопрос дискуссионный…

– Из-за формулы пять-семь-пять? Думаю, что можно. Правило же для японского языка, а они и слоги-то считают по-другому.

Я удивился и даже не знал, что ответить.

– Дима, – представился он, протягивая руку.

– Витя.

Тут позвонили из моей транспортной компании: начальству захотелось уточнить что-то по выгрузке. Разговор затянулся, и я отошёл на несколько метров. Тем временем у гаишников не осталось никаких вопросов к свидетелям, никакой помощи от нас не требовалось, и все потихоньку начали расходиться: нужно ехать дальше. Мой новый знакомый, оказавшийся водителем той попутной фуры передо мной, возможно, с радостью бы пообщался, но решил не отвлекать меня. Мы ещё раз пожали друг другу руки, и он пошёл к своей машине. Это был белый «Фрейтлайнер Аргоси» 99-го года с высокой кабиной, во времена своей молодости работавший в J.B. Hunt – крупном американском перевозчике, когда-то наводнившим нашу страну бежевыми «интерами». Когда Дима открыл дверь тягача, из-за колеса выехал трап со ступеньками, по которому он удобно зашёл внутрь.

«Ничего себе!» – конечно, я знал о наличии на «Аргоси» такой шикарной системы, как и о том, что она давно уже ни у кого не работает. Починка её, однажды сломавшейся, – дело сложное и к тому же совсем нерентабельное. Вообще, такие старые грузовики в большинстве своём ходят уставшие, ушатанные и латаные-перелатаные. Но этот вроде был нормальный, во всяком случае, снаружи выглядел бодрячком.

Он уже уехал, когда я, закончив наконец обсуждение рабочих вопросов, сел в свой тягач. Практически новый «Мерседес-Бенц Актрос»: третьего поколения, кабина «МегаСпейс» ярко-зелёного цвета с серым пластиком снизу – хорошая машина. В составе сцепки был прицеп-рефрижератор, что, по мне, тоже хорошо: не надо открывать-закрывать штору, возиться с ремнями, можно брать грузы, как требующие температурного режима, так и нет. На стоянках, правда, с ним часто куда-нибудь отдельно, в сторонку ставят: установка молотит довольно шумно. Говорят же, что хуже соседа с перфоратором – только сосед с рефрижератором.

«Ладно, продолжаем движение». Дорога идёт через лес, вдали виднеются сопки – на одну из них скоро будем забираться. И вот уже машина напряжно, но уверенно идёт в подъём, устремляясь всё выше и выше. Наконец, миновав вершину перевала, начинаем спускаться. Таковы Уральские горы…

Проезжая мимо Сима, вновь восхитился открывающейся панорамой. Каждый раз зрелище завораживает, его хочется видеть снова и снова. Там даже есть смотровая площадка: встаёшь у края высокого, обрывистого склона и городок, с его кажущимися игрушечными домиками, простирается прямо под тобой, в долине, а за ним куда-то вдаль, за горизонт уходит ровный горный ряд. Но это уже практически последний рубеж – дальше начинается равнина. В тот день рассматривать Сим не было никакой охоты. Во-первых, смотровая не на моей стороне. Во-вторых, уже задержался у Юрюзани. И в-третьих, близилось время обеда.