— Я не ошибся, вы в плен генерала взяли? — спросил капитан, как только мой подчиненный вышел.
— Да, взяли тут одного командарма с сопровождением.
— А я думал, мне показалось, что в хвосте сидят немцы, — покачал тот головой.
— Кстати, как там истребители?
— Облака низкие, в них скрылись, — пояснил тот и, бросив еще один взгляд вверх и по бокам, добавил: — Сегодня на нашем направлении из-за испортившейся погоды все полеты были отменены, а наш полк подняли из-за этого немецкого штаба. До сих пор не понимаю, как мы вышли точно на это село. Тут только штурмана соседей благодарить остается.
— Так и отблагодарите.
— Не получится, он на борту комполка был, с ним и сгинул.
— Да, тогда это проблема, — согласился я и, осмотревшись, спросил: — Мы вообще куда летим? Облака сверху да по бокам. Только земля внизу мелькает.
— Представления не имею. Я же говорил, что мы на фронт только прибыли. Не знаю я местных ориентиров, тем более подняться нельзя.
— Великолепно. Летим черт-те знает где.
— Не волнуйся, передовую уже пролетели, я ее видел минут сорок назад.
В это время что-то грохнуло, и самолет изрядно тряхнуло.
— Это что такое? — воскликнул я и стал смотреть на землю вокруг, опознался сразу и тут же заорал: — Поворачивай на хрен, мы над Москвой, нас же сейчас сшибут в момент! Снижайся!
Заметив при крене во время поворота внизу характерные ориентиры, я опознал территорию, где расположена наша база, и велел Головину заходить на посадку в поле рядом с ней. На дорогу не получится, она убита, только шасси поломаем, а поле ровненькое, на нем часто связные самолеты садились. Правда, короткое, но об этом я предупредил.
Потрясло нас изрядно, из салона донеслись крики и мат раненых бойцов, но все же мы сели, уже хорошо.
— Плюхнулись все-таки, — усмехнувшись, я протер ладонью губы и увидел на ней след крови. Во время посадки прикусил губу.
— Вроде без повреждений сели, — глуша двигатели, сказал капитан.
— Михаил! — крикнул я нашего радиста. — Передай в Центр, что это мы плюхнулись рядом с ними. Заблудились. А то там уже, наверное, тревогу подняли.
— Не получится, рации каюк. Извини, не удержал, полетела на пол, когда садились, и лампы побились.
— Просто прекрасно, — вздохнул я и, пройдя из кабины в салон, подошел к открытой двери. Снаружи уже стояли двое — Егоров с пулеметом наперевес и Слон.
— Боец, бегом к базе. Предупреди, что свои тут сели, — велел я Слону, и тот стремглав унесся в сторону нашей части. Он тут все тропинки знает, так что моментом определил, куда нужно бежать.
Мы только начали разгружаться, когда послышался рев моторов, и на дороге, что находилась метрах в трехстах от нас, появилось три машины, набитые бойцами с базы. Следом подкатил броневик, из которого вышла так хорошо мне знакомая фигура Лучинского.
— Заканчивайте тут, а я на доклад, — велел я Михаилу и быстрым шагом направился к своему непосредственному командиру, поправляя на ходу форму и амуницию.
Шаги в гулком коридоре тюрьмы я услышал еще у лестницы, эхо тут превосходное, да еще охранник, похоже, специально топал погромче. В этот раз шаги стихли у двери в карцер, в котором я находился. Лязгнул замок в двери, и та с жутким, действующим на нервы скрипом отворилась. Снаружи стоял конвоир в обычной форме надзирателя и, поигрывая ключами, буркнул:
— На выход.
Однако я все еще стоял. Неяркий электрический свет довольно болезненно воспринимался моими отвыкшими от света глазами. Подождав еще пару ударов сердца, я заложил руки за спину и вышел из помещения карцера. Оно было крохотным, ни сесть, ни лечь, только стоять и вздрагивать, когда за шиворот падает очередная ледяная капля. Кстати, как и ожидалось, надзиратель был не один, тут не было идиотов лезть ко мне в одиночку. На них была мягкая обувь, поэтому я их и не слышал, только дыхание уловил, волкодавы — сторожевые псы местных дворян, молодые, горячие и готовые к бою. Два бойца местного силового подразделения.
Встав у стены, я почувствовал, как запястий коснулся холодный металл наручников. Застегнув их у меня на руках, конвоир запер карцер и повел меня в сторону лестницы, а бойцы тихо сопровождали нас, немного отстав. М-да-а-а, а я ведь и сам неделю назад даже не предполагал о таких изменениях в своей судьбе.
Ну в чем меня подозревают? Не арестовали с железобетонными доказательствами, а именно подозревают, да и то со слов одного человека, впоследствии лишившего себя жизни. Обвиняли меня, на мой взгляд, в полнейшей чепухе, в убийстве члена Военного Совета фронта. Для местных же это было одно из самых страшных преступлений, которые мог совершить советский человек, преступление в отношении правящей элиты. Причем ладно бы в убийстве подозревали, а еще и надругательстве над телом. Ему отрезали член и сунули в рот, запихав поглубже.