Говорить, что рана серьезная, я не стал, как и то, что это уже за гранью моих умений, но все равно нужно было что-то делать, еще сутки-вторые, и пойдет гангрена, а это все. Поэтому я с самоуверенным видом вымыл руки специальным средством, достал шприц и ампулу с морфием. Много решил не колоть, чтобы передозировки не было. После укола я потрогал рану и, заметив, что штурман не реагирует, выдернул осколок, после чего тампоном вытер рану и промочил то, что хлынуло изнутри, и стал ее чистить пинцетом. Убирая обломки кости — осколок еще и кость сломал, — а также обрывки ткани и остальное, я промыл рану специальным средством, перевязал, и снова наложил лубки. Скажу честно, операция меня изрядно вымотала, делал все на глаз, просто по логике.
Когда я закончил, капитан Колясьев, командир экипажа, искренне поблагодарил меня, было видно, что он переживал за своего человека, и вдруг спросил, не знакомы ли мы. Мне его лицо тоже было знакомо, но вот портила картинку царапина на пол-лица. Немного подумав, я его вспомнил, нас вместе награждали в Кремле в этом году. Его вроде за то, что разбомбил какой-то важный железнодорожный узел в Польше, отчего там транспортная артерия встала аж на неделю, что затруднило снабжение одной из групп армий. Он меня тоже вспомнил.
— Держи, — протянул я осколок очнувшемуся штурману. — Сохрани, он тебя чуть жизни не лишил.
Штурман взял тяжелый кусок металла и, не обращая внимания на кровь и грязь, которыми тот был покрыт, с любопытством осмотрел его.
— Что делать будем? — спросил я у летчиков и тут же пояснил: — У меня свое задание, но и вас я бросить не могу, по совести обязан помочь. Раненого срочно в госпиталь нужно, мое грубое вмешательство может привести к еще худшим последствиям. Я, конечно, рану почистил, осколок убрал, это даст ему необходимое время. Но все же лучше показать его квалифицированному специалисту.
— Ты предлагаешь нам сделать носилки и уходить? — спросил Колясьев.
— Нет, есть другая идея. Скажите, а вы транспортным «юнкерсом» управлять сможете?
— Конечно, — кивнул тот, с интересом посмотрев на меня. — А у тебя что, и «юнкерс» есть?
— У немцев есть, — покачал я головой. — Тут главное, чтобы дальности хватило.
Я поглаживал Смелого, сидевшего на моих скрещенных ногах.
— Хватит, — уверенно кивнул несколько удивленный капитан. — До линии фронта, если будут полные баки, точно доберемся.
— Подожди, Леший, ты что, у немцев хочешь самолет угнать? — спросил донельзя удивленный командир тоже в звании капитана, с фамилией Ефимов.
— Два раза угонял, почему сейчас не могу? — пожал я плечами. — «Юнкерс», конечно, угнать куда сложнее, чем тот же «Шторьх», но в принципе, попытаться можно. Тут важно найти площадку рядом, чтобы можно было сесть, передать машину и самому умотать на своем самолете.
— Если самолет пригонишь, с нами не полетишь? — спросил Колясьев.
— Нет, у меня еще дела в Германии. У вас как с продовольствием?
— Да как раз сейчас и никак. В первый день, когда в лес углублялись, дождь еще лил стеной, мы с кабаном столкнулись, и Миша, то есть капитан Ефимов, его застрелил. Но сейчас все, запас к концу подошел, да и портиться начало.
— Кабанчик? Рядом с Берлином? — поднял я брови. — Да вы везунчики.
— А что не так? — не понял тот, да и другие летчики были в недоумении, не понимая причин моего веселья.
— Да меня когда читать и писать по-немецки учили, то пользовались мы журналами и книгами, что приносили из поиска. Так вот там был журнал охотничьей ассоциации Берлина за этот год, и председатель этой ассоциации авторитетно заявил, что кабанов и лосей в лесах в окрестностях Берлина не осталось, мол, повывели их охотники. Вот я и удивился несколько. Ладно. Время тянуть не будем, рассвело уже. Значит, так, вы сейчас мне поможете откатить под деревья и замаскировать самолет, потом я переоденусь в гражданскую одежду и скатаюсь, вам продовольствия куплю.
— В смысле скатаешься? — не понял капитан.
— Да у меня велосипед в салоне лежит, — отмахнулся я. — Так вот, двину я в Берлин, до него пятнадцать километров…
— А почему в Берлин? Не проще у местных купить? — снова влез Колясьев.