– Да что вы! – Он поднял руку, словно защищаясь. – Они выходят из организма, никак не изменяя его. Тело для них неприкосновенная территория, в соответствии с нашими основными законами. Существуют, правда, особые антибактериальные шустры, но их применяют только врачи в случае занесенной извне болезни, ведь в воздушном пространстве Люзании уже нет никаких болезнетворных микроорганизмов... Ну как, продолжим наши эксперименты?..
Он подошел к столу и выдвинул ящик. Там лежало несколько гвоздей – больших и поменьше, молоток и плоскогубцы.
– Не угодно ли вбить гвоздь в столешницу? – Он постучал пальцем по палисандровой крышке стола.
– Не хотелось бы портить мебель...
– Да что вы, это пустяк.
Я взял полукилограммовый молоток и несколько крупных гвоздей. Звякнул одним гвоздем о другой, а затем несколькими сильными ударами вбил четырехдюймовый гвоздь в дерево до половины. Политура брызнула в стороны блестящими щепочками. Я ударил по гвоздю сбоку – он зазвенел как камертон. Директор протянул мне плоскогубцы, и я с усилием, так как гвоздь сидел глубоко, вырвал его; он почти не погнулся.
– И что же, теперь я должен вбить его вам... в голову? – догадливо спросил я.
– Да, будьте любезны...
Чтобы мне было удобнее, он сел, слегка наклонившись, а я не спеша снял туфли, носки – мне не улыбалось еще раз очутиться на полу, – приставил гвоздь к его черепу и обозначил удар молотком, легонько, но так, что директор вздрогнул. Я застыл в нерешительности; он поспешил ободрить меня:
– Прошу вас, решительнее... смелее...
Тогда я трахнул молотком по шершавой шляпке, и гвоздь исчез. Просто исчез – лишь в ладони у меня осталась щепотка пепельной пыли.
Тахалат встал и выдвинул другой ящик. Там лежали иголки, булавки, бритвы. Он взял пригоршню этого добра, положил в рот и, медленно двигая челюстями, принялся жевать, пока не проглотил целиком. Прямо как фокусник.
– Хотите попробовать?.. – предложил он мне.
Что ж, я взял бритву, провел по ней кончиком пальца – острая! – и положил на язык, соблюдая надлежащую осторожность.
– Смелее, смелее...
На языке ощущался металлический привкус, и было трудно отделаться от мысли, что я сейчас страшно покалечусь; однако астронавтика порою требует жертв. Я надкусил бритву, и она рассыпалась прямо во рту в мелкий порошок.
– Не угодно ли гвоздь? или иголку? – потчевал он меня.
– Нет, благодарю вас... Пожалуй, хватит...
– В таком случае побеседуем...
– Как это делается? – спросил я, снова взяв свою чашку. Я заметил, что, хотя времени прошло много, кофе такой же горячий, как при первом глотке. – Это все из-за шустров? Но ведь шустры – всего лишь логические элементы... а это, – я указал на разбросанные по столу гвозди, – должно быть, настоящая сталь?..
– Да, одни лишь шустры ничего не сделали бы без нашей технологии твердых тел... Вам, несомненно, известно, как возникает телевизионное изображение?
– Разумеется. Его рисует на экране луч развертки, пучок сфокусированных электронов...
– Вот именно. Изображение возникает как впечатление глаза; на снимках с очень короткой выдержкой будут видны лишь отдельные положения светового пятна. Как раз этот принцип и положен в основу нашей технологии твердых тел; гвоздь или любой другой металлический объект существует лишь как известное число атомных облачков, которые двигаются внутри формы, задаваемой особой программой. Эти атомы образуют что-то вроде микроскопических опилок и, мчась по своим траекториям с громадной скоростью, создают впечатление гвоздя. Или другого предмета из стали и вообще какого угодно металла. Впрочем, это не только впечатление, иллюзия, как изображение в телевизоре, – с таким гвоздем можно делать в точности то же, что и с обычным гвоздем, кованым или штампованным, понимаете?
– Это как же? – ошеломленно спросил я. – Значит, движущиеся опилки... атомы... А с какой скоростью они движутся?
– Смотря какой объект надо создать. Вот в этих гвоздях – что-то около 270 000 км/с. Они не могут двигаться медленнее: предмет казался бы слишком легким; а при больших скоростях релятивистские эффекты проявились бы в чрезмерном возрастании массы, и вам казалось бы, что гвоздь весит много больше, чем должен... Имитация естественного положения вещей должна быть безупречной! Эти атомные облачка мчатся точно по заданным орбитам – и тем самым «обрисовывают» форму нужного нам предмета, как – если воспользоваться примитивным сравнением – горящий кончик сигареты рисует круг в темноте...
– Но ведь это требует постоянного притока энергии!
– Разумеется! Энергию доставляет нуклонное поле, взаимодействующее с гравитационным. Его нельзя экранировать, как нельзя экранировать гравитацию. А если вы возьмете что-нибудь отсюда, – он описал рукой круг, – к себе на корабль, все это рассыплется в прах, как только корабль покинет наше стабилизирующее поле.
– Значит, все, что здесь есть, – и мебель, и ковер, и пальмы...
– Все.
– Стены тоже?
– В этом здании – да. Но есть еще сколько-то старых, неошустренных строений...
– А в случае аварии энергоснабжения оно рассыплется?
– Видите ли, авария невозможна.