Осман. Хей, Осман!

Осман и верный Конур Алп ворвались на дворцовый двор. Осман даже и не соскочил, а кинулся с коня, будто опрометью в пропасть, в бездну! Конур Алп также спешился мгновенно и ухватил повод Османова коня… Пригибаясь, Осман бежал во дворец, лицо его было совершенно искажено отчаянием. Он бежал и кричал, вопил:

— Здесь, здесь я хочу умереть!.. — выкрикивал он…

Собственно, он отнюдь не намеревался умирать, но он и не притворялся, не лгал. В сущности, он просто поддавался, отдавался настроению, охватившему его возбуждению…

Он вбежал в покои наместника. Никто не задерживал бегущего буйно молодого воина. Плащ упал с его плеч, ножны, в которых был меч, ударялись о плиты пола…

— Где сын господина? — кричал Осман…

Наместник поднялся к нему, вбежавшему… Осман, споткнувшись, упал на левое колено… Обеими руками Осман оперся об пол, ударился ладонями… Поднял голову… Наместник не был стар. Осман, ещё не совсем очнувшись, всё же заметил, как бледен поднявшийся ему навстречу… Осман медленно, будто заговорённый, поднялся с пола и поклонился низко… Затем произнёс, но уже тихо, голосом хриплым:

— Я молю о прощении. Только выслушайте меня, только выслушайте, молю…

На лицо наместника возвращалась краска. «Он боится меня!» — подумал Осман с торжеством невольным. Но тотчас погнал эту нечаянную мысль прочь, сейчас не нужно было такое думать!..

Наместник повернулся к Осману спиной и спокойно поднялся на две широкие ступеньки, затем сел на подушку и снова был лицом к Осману… «Нет, не боится!..» — подумал Осман… Встал на колени перед наместником…

— Что тебе, сын Эртугрула? Что ты натворил? Я бы должен сейчас приказать, чтобы тебя заковали в цепи, и отправить тебя на расправу к Газан Хану! Сын мой сейчас сидит под замком, запер я его надёжно. Да и сам я…

— Если сюда придут монгольские войска, вам тоже не поздоровится, — тихо сказал Осман.

Наместник молчал.

— Одно дело — быть вместо монголов, а другое — когда монголы придут сюда, — сказал Осман.

— И в Инёню думают так же…

— Я отпущу пленных…

— Ты оставь Ин Хисар. Возвращайся на свои кочевья, в Сугют, в Эрмени. И сидите там тихо! Чтобы я о вас не слышал. И в Эски Шехир не езди, и в Инёню не езди.

— Мы не отдадим Ин Хисар. — Голос Османа был по-прежнему тихим. — Я не поеду больше ни в Эски Шехир, ни в Инёню. И ты обо мне не услышишь. Только оставь нам Ин Хисар. Это не прихоть. И тебе, господин, я верю. Но ты — прости меня! — не полновластный правитель! А я не хочу, чтобы монголы налетели на наши становища. Ин Хисар мне нужен только для того, чтобы дорога на наши становища была надёжно заставлена. Только для этого.

— Лживые твои слова!

— Я не лгу!

— Каких дел ты натворил в крепости!

— Я отпущу пленных!

— Что ты мне толкуешь о пленных!

— Имущество, которое было в крепости, поделили между собой мои воины. Они слушаются меня, но я для них — не султан, не падишах. Я, в сущности, один из них! Если я отниму у них добычу, они разорвут меня и моих братьев в клочки…

— Тебя и твоих братьев?

— Я понял твои мысли. Но если ты позволишь убить меня и на моё место придёт один из моих братьев, будет хуже! Просто потому что умный лучше дурака, от которого возможно ждать чего угодно! Ту часть добычи, какую отдали мне и моим братьям, я отошлю в Эски Шехир. И буду ежегодно посылать из нашего становища одно большое стадо в Эски Шехир…

— Кого из твоих братьев ты можешь отдать мне для казни здесь, на большой площади?

— Никого, мой господин, — отвечал Осман твёрдо.

— Ты всё твердил о монголах. Да, я не хочу видеть их здесь, в опасной близости. Но если я не прикажу казнить на площади кого-либо из твоих самых близких сподвижников, люди города просто-напросто убьют меня…

— Сначала надо захватить кого-либо из моих сподвижников…

— Ты их сам отправишь в Эски Шехир. Пусть они с небольшим отрядом сопровождают пленных, которых ты отпустишь, и добычу награбленную, которую ты мне отошлёшь. А дальше — дело моё…

Осман молчал, придавленный ощущением побеждённости. Его победили. Не совсем, но победили!..

— Моих братьев я не могу…

— И ты пойми меня! Я вовсе не коварен. Я просто опасаюсь за свою жизнь и за жизнь моего сына. Допустим, я просто оставлю тебе Ин Хисар, без каких бы то ни было условий. И что сделается далее? Взбунтуется народ, монголы Газан Хана явятся усмирять бунт. А твои становища сметут с лица земли. Разве не так?

— Твоя взяла, господин, — голос Османа прозвучал совсем тихо. — Но братьев… я не могу!.. Что будет с отцом?!..

— Не можешь — братьев, а кого можешь? И думай быстрее, у нас не так много времени…

Осман опустил голову, затем проговорил:

— Двух сыновей моего дяди Тундара хватит тебе для расправы?

— Хорошо надумал! Посылай их. И не советую тебе рассказывать кому бы то ни было о своём решении! И своим родным братьям не говори ничего, не держи с ними совета…