— Не бойся меня, моя невестка! Я пришла посмотреть, хорошо ли ты снаряжена! Не бойся, не прячься! Это не гром гремит, не молния сверкает с неба; это я, твоя свекровь, иду смотреть на тебя!..
Девушки, окружившие Мальхун, расступились. Мальхун сидела высоко, на трёх кожаных подушках, положенных одна на другую.
— Ты — красавица, моя невестка. И наряжена ты хорошо! Согласна ли ты пожить в моём становище?
Мальхун отвечала, также по обычаю, потупившись и краснея лицом:
— Если ты поднесёшь мне в левую мою руку айран, я, быть может, и соглашусь!
— А я никому и ничего не подаю в левую руку! — отвечала мать Османа, как полагалось.
— Ладно! Приму айран в правую руку! — согласилась невеста.
Мать Османа подала ей айран в серебряной чаше. Все смотрели, как Мальхун поднесла чашу к губам и пила. Но вот чаша опустела, невеста выпила всё, до капли. Свекровь приблизилась, обняла её порывисто, затем накинула на голову ей красное свадебное покрывало — дувак:
— Появись для моего сына из этого дувака такая же прекрасная, как солнце появляется прекрасное из прекрасной утренней зари!.. — громко произнесла свекровь…
— Мы ведём к вам нашу куропатку! Мы поймали её в сеть! — закричали девушки снаружи.
Невеста, закрытая с головой дуваком, показалась.
— Наше солнце восходит! — закричали девушки. — Наше солнце восходит и несёт на землю подарки!..
И девушки вынесли содержимое бохчи, которую увязала с собой Мальхун. На плечи самым ближним спутникам жениха накинули шёлковые, разных цветов, халаты, с воротниками и без воротников, расшитые золотыми и серебряными нитями…
Торжественно, под клики радостные приветственные, повели невесту в юрту жениха. Процессия девушек шла впереди. Следом двигалась процессия юношей, окружавших Османа, ехавшего верхом на коне, прекрасно украшенном…
В юрте ждал имам, а также и Тундар ждал их, исполнявший роль отца невесты. На низком деревянном резном столе расстелили белую скатерть. На скатерть поставлено было красивое бронзовое зеркало, а по обеим сторонам от зеркала зажжены были в подсвечниках восковые свечи, одна — во имя жениха, другая — во имя невесты. Мать Османа расстегнула на верхней одежде Мальхун все застёжки и развязала все завязки, чтобы жизнь молодой жены протекала легко, словно речная вода гладкая по равнине ровной… Мальхун приблизила к зеркалу лицо и смотрела неотрывно, как положено было, опять же по обычаю… Сначала она видела в поверхности гладкой и золотистой одну лишь себя, свои большие глаза, смотревшие встревоженно, радостно, отчаянно… Но вот посадили жениха, по обычаю, опять же и опять же! Посадили его так, чтобы невеста могла видеть в зеркале и его лицо… И она увидела, что и он смотрит большими глазами; глаза эти были куда темнее её глаз, совсем чёрные, и глядели так же, как и её глаза, — встревоженно, радостно, отчаянно…
На скатерть положили молитвенный коврик и Коран, лепёшку, поставили чашку, наполненную сладким айраном, белый сыр, орехи и дорогое конийское лакомство — сахар — две головки, жёлтые зернистые, твёрдые…
— Какой махр — обеспечение — даёшь ты своей жене? — спросил жениха имам.
Осман уже обговорил этот махр с Эртугрулом.
— Даю для неё такую-то и такую-то часть моего имущества, из того, которое у меня есть и которое случится мне ещё нажить!..
Женщины и мужчины, собравшиеся в юрте как свидетели заключения брачного договора и бракосочетания, переглянулись, потому что жених показал щедрость большую!
Одна из женщин взяла со скатерти сахар и принялась тереть друг о дружку головки сахарные. Она подняла руки с головками сахарными над головой невесты. Лёгкое скрежетанье сопровождало заключение брачного договора…
Имам начал чтение хутбы. Как полагалось при заключении брачного договора, читал он суру «Человек»:
— Во имя Аллаха милостивого, милосердного!