Ослокрады

— В том-то и вся штука, — вздохнул Дэвид, — это называется «изъятием имущества за долги» и вполне в рамках закона.

— Вот это да, — протянула Аманда, удивляясь, насколько ее брат подкован в юриспруденции, — но я все равно не понимаю, почему мы не можем похитить жену мэра. В конце концов, здесь же никто не следит за соблюдением закона.

— Ты забыла Менелуса Простафили, — напомнил Дэвид.

На это Аманда залилась смехом, к которому присоединился и Яни. Вся деревня знала, что Менелус Простафили был слишком мягкосердечным полисменом, чтобы кого-то арестовать. К тому же в течение многих лет он упражнялся лишь в одном искусстве — плевать в потолок, так что заставить его вылезти из постели могло бы только особо дерзкое нарушение закона.

— Да уж. Если он — единственный страж закона, которого нам следует опасаться, — смеялась Аманда, — то мы можем спокойно похитить всю деревню.

— Правильно, но с женой мэра будет больше возни, чем со всей остальной деревней! — грустно сказал Дэвид.

— Ты прав, — согласилась с ним Аманда. — Давай посоветуемся с отцом.

— Ты что? Он же нам все испортит.

— Балбес, я не собираюсь говорить ему об этом прямо. Можно намеками выяснить его взгляды.

— Не представляю, как ты это сможешь сделать, не объясняя ничего, — пожал плечами Дэвид.

— Оставь это мне, — уверенно заявила Аманда. — Я тоньше разбираюсь в этих вещах, чем ты. А сейчас пойдемте-ка ужинать. Как ты, Яни, смотришь на то, чтобы завтра поплыть с нами на Остров Гесперид и обсудить там детали? А я тем временем выясню позицию нашего папаши.

— Прекрасно, — сказал Яни, прощаясь. — Значит, встречаемся завтра утром на пляже.

Дети отправились домой, горячо обсуждая тему похищения. Когда они пришли, на террасе уже горели медные керосиновые лампы и окна были озарены золотым светом. Там уже был накрыт стол к ужину.

— Ах, это вы, мои крошки, — сказала миссис Зяблик. — А я как раз собиралась вас искать, потому что Агати приготовила ужин. Во всяком случае, думаю, что приготовила, потому что папочка не захотел пойти в кухню и спросить у нее.

— При наличии двух женщин в семье, — пробурчал генерал, попыхивая трубкой, — почему именно я должен идти в кухню и вдаваться в хозяйственные подробности.

— Правильно, папочка, — сладко улыбнулась Аманда. — Сиди-сиди, я сейчас сбегаю и все выясню.

— И-ди-отка, — прошипел Дэвид, проследовав за ней на кухню.

— Ты чего это? — удивилась Аманда.

— Корчишь из себя пай-девочку, — сказал Дэвид, — если слишком войдешь в роль, он заподозрит неладное.

— Ничего не случится, вот увидишь, — сказала Аманда.

Затем все уселись за накрытый стол, и некоторое время семейство ужинало в полном молчании.

— Ты всласть порисовал сегодня, милый? — спросила наконец своего супруга миссис Зяблик. Она давно оставила надежду, что ее благоверный когда-нибудь станет настоящим художником, и относилась к его творчеству как к мании.

— О, у меня сегодня новый шедевр, — ответил ей генерал. — А кстати, жаркое удалось!

— Спасибо, родненький, — сказала тронутая миссис Зяблик, хотя сама она не принимала участия не то что в готовке, но и в заказе ужина.

— Скажи, папочка, — спросила вдруг Аманда, — если бы ты писал картины как Рембрандт, что бы ты делал?

— О-о, я был бы счастлив, — сказал генерал.

— Я имею в виду — если бы ты внезапно открыл в себе талант Рембрандта, стал бы ты продавать свои работы?

— Пожалуй, — ответил удивленный генерал.

— И если бы у тебя весь чердак был набит шедеврами на уровне кисти Рембрандта, как бы ты их подписывал? — спросила Аманда.

Дэвид, обеспокоенный таким странным подходом сестры к животрепещущей проблеме, ерзал на стуле.

— Ну, выдавать их за подлинного Р-рембранд-та, — подумав, сказал генерал, — было бы н-незакон-но, так что мне пришлось бы продавать их под моим собственным именем. Н-ну, можно, конечно, придумать себе псев-до-ним — вот, например… Рем-бранд-хлыст… Нет, не годится… Рем-бранд-мей-стер? Ближе к делу… Ага! Вот! Рембранд-майор! Обер-унтер-Рембранд-генерал-майор! А, каково! А если бы я продавал их как подлинного Рембрандта, это было бы мошенничеством.

— Папа, скажи, — снова спросила Аманда, — почему одни действия считаются преступлениями, а другие нет?

— Видишь ли, милая, над этой проблемой веками бьются философы и религиозные конфессии, а ты хочешь, чтобы я сейчас, с куском жаркого во рту, дал тебе скорый и точный ответ!

— Ну папа, — настаивала Аманда, — действия, которые причиняют людям боль, понятное дело, относятся к преступлениям; но скажи, почему преступлениями иногда называются деяния, которые вовсе не обязательно причиняют людям боль?

— Девочка моя, — обреченно сказал генерал, — ты порою говоришь так же непонятно, как и твоя мать.

— Ну… — сказала Аманда, в раздумье подняв руку с вилкой, — например… Если ты будешь продавать свои шедевры как подлинного Рембрандта, ты же никому не причинишь страданий, и тем не менее это будет преступление. Или… возьмем похищение человека. Предположим, при этом ему никто не причинил вреда. Будешь ли ты считать, что это преступление?