Ослеплённый разочарованием

Тем не менее, служка, подошедший к нам, втянув воздух, — то, что его заменяло, — ноздрями, закашлялся и сказал:

— Товар-то больно ядрёный! Больше двух медных монет за таких не дам.

— По пять! — возразила я.

— Бери три за каждого, и проваливай! А то ваш безрогий козёл не меньше трупаков воняет.

— Пять! — железно сказала я. Убрахть мхразь сх-х-х дохроги! Заставхить визхжать какх хрякха, кохтохрому отхру-у-убаюхтх копытха-а-а!

— Три! Таких даже сортиры мыть не отправишь! Ещё больше загадят!

— Ладно! — неохотно покорилась я.

— Сгружайте! — кивнул он куда-то в сторону.

Двое послушников, отправленных сюда за какие-то проступки в наказание, морща носы, стали цеплять мертвецов крючьями за рёбра и тащить, укладывать в штабеля. Служка важно удалился, и они резко снизили темп работы.

Я ласково обратилась к ним:

— Ребята, вы не сможете организовать мне ванну? Я насквозь провонялась…

— За трапезной есть общественная мойня…

— Помойня… Дурак… — второй поправил первого послушника, и они вместе загоготали развесёлой шутке. И очень тупой шутке. Таких шутников убивать надо. Просто убивхать. Даже не дхля едхы. Отх их-х-х гнихлой кхрови менхя выверхнет наизнанхку. Р-р-разрыв-в-вать ког-г-хтями! Р-р-резать полосоч-ч-чки из-з-з их-х-х кож-жжи конхчикхами саблевидных-х-х… Всё, хватит! Держи себя в руках, Ренейла!

— Мой братец-дебил никуда меня одну не отпустит! — я кивнула в сторону Безымянного, который во всю исполнял роль братца-дебила — качался из стороны в сторону, схватившись за «сломанную» челюсть и мычал что-то.

— Так возьми его с собой! Ему тоже не помешает искупнуться!

— Так он телегу не бросит! Может, мне на телеге в вашу мойку въехать?!

Послушники покатились со смеху, схватившись за животики.

— Принесите мне бочку, а? Я вам позволю мне спину потереть!.. — с робкой надеждой сказала я.

Они переглянулись, и как один, бросились куда-то за сортиры. Вернулись скоро, катя перед собой огромную бочку.

Тут я совсем обнаглела.

— Жаль, мала, — притворно сказала я. — А то б я вам показала, как с конём купаюсь. Всегда у себя в деревне так делаю. А то мужиков настоящих у нас совсем мало стало.

У младшего послушника отвисла челюсть, второй был старше него года на два, но и он, даже краем уха, не слышал о таком.

— А ты так покажи! Без воды!

— Ну что вы! — томно протянула я. — Мой конёк-то в пути измазался весь. Вот был бы чистый…

Я подталкивала их к решению создавшейся патовой ситуации, но они были слишком тупы.

— Вот был бы здесь чистенький жеребчик… — промурлыкала я.

Молчание. Тупое молчание. Таких-х-х убив-в-вать… Спокойнее.

— Может приведёте молодого и сильного жеребца? — Уж не слишком ли нагло? Нет, не слишком. Бегут наперегонки и… О, удача!.. Каждый возвращается с конём! Да, их тупости можно только позавидовать…

Теперь за дело принялся Безымянный. Спрыгнув с телеги, в которую он превратил наш фургон, он — всё-таки, у него дестроэдный тип характера — ударил кулаками послушников в ли… тупые морды. Одновременно. Жаль, что не насмерррть… Р-р-разорвать их-х-х!.. Спокойно. Спо-кой-но…

Безымянный сбросив пинками мертвецов, поднимал бочку на телегу, в то время как я торопливо впрягала коней.

Закончив, Безымянный схватил послушников и уложил их на штабель, прикрыв сверху трупами.

Мы сели на телегу и, как ни в чём не бывало, развернули её и медленно покатили к выходу с загона. Тут-то и вернулся служка.

— А что, всё уже? А где послушники?

— Бражку пошли пить!..

— Вот я их! А что это за бочка?

— Да так… Нам её ваши юные неофитусы продали… Обменяли… На нашу бражку…

— Два наших коня!..

— И это они нам дали за бражку, — вздохнула я. — Представляете? За один бурдючок! В таком возрасте!.. — горестно простонала я. — Мать родную готовы продать за кружечку.

Может нам ещё удалось бы запудрить мозги служке, оглушить его и незаметно выехать за крепостные стены, но две некстати случившихся вещи… помешали нам…

Мощный хвост непокорных волос, выбившийся из-под воротника Безымянного. Послушник, сваливающий с себя трупы.

Служка резво бросился бежать от нас, крича: «Стража»!

…И тут Безымянный соскочил с телеги и махнул над поленницей из трупаков своей плёткой. Никогда не подумала бы, что он настолько силён, но я ведь видела это своими глазами: мертвецы стали подниматься. Да, он стал слишком силён… Не хотела бы я иметь такого врага…

Послушников они вычислили сразу. Не знаю, как. Наверно почувствовали живую кхровь. Не позавидую их участи, — сотни мёртвых рук протянулись к ним, каждая оторвала по кусочку и засунула кусочек этот в пасть. Два голых костяка, оставшихся от послушников, постояли немного, будто думая, что им делать дальше, а потом присоединились к орде трупов.

Мы выезжали обратно в узкий дворик, а следом за нами шествовали, теряя пласты гнилого мяса, те, кому давно уже полагалось быть прахо-х-хом.

Навстречу нам выбегали воины, площадка перед воротами кишела адептами в серых и чёрных хитонах, и у каждого в руках было оружие. На стенах недвижно стояли фигуры в серебристых одеяниях.