Ночью ему снились два петуха. Тот, что побольше, был красный и слабый, тот, что поменьше, — холеный и хитрый. Их бой тянулся долго, он был так интересен, что ты забывал думать. Видите, сказал один зритель, что получается из людей! Из людей? — прокукарекал маленький петух. — Где люди? Мы — петухи. Бойцовые петухи. Не глумитесь! Зритель удалился. Он становился все меньше. Вдруг увидели, что и он был всего лишь петух. Но трусливый, сказал красный, пора вставать. Маленький был удовлетворен. Он победил и улетел. Красный петух остался. Он становился все больше. Его яркость увеличивалась вместе с ним. Из-за него болели глаза. Тут они открылись. В окно светило какое-то чудовищное солнце.
Георг поторопился и не более чем через час стоял перед домом на Эрлихштрассе, номер 24. Дом был почти аристократичен и уже безлик. Георг поднялся на пятый этаж и позвонил. Дверь открыла какая-то старая женщина. Она была в крахмальной синей юбке и ухмылялась. Он хотел было оглядеть себя, все ли в порядке, но совладал с собой и спросил:
— Дома мой брат?
Женщина сразу же перестала ухмыляться, уставилась на него и сказала:
— Здесь, доложу вам, никаких братьев нет!
— Меня зовут профессор Жорж Кин. Я ищу Петера Кина, свободного ученого по профессии. Восемь лет назад он определенно жил здесь. Возможно, вы знаете, у кого в доме я могу узнать его адрес, если он выехал отсюда.
— Лучше я ничего не скажу.
— Но позвольте, я специально приехал из Парижа. Вы же можете сказать мне, живет он здесь или нет?
— Ну, доложу вам, веселый вы человек!
— Почему это я веселый?
— Мы же не дураки.
— Конечно.
— Рассказать нашлось бы что.
— Может быть, брат болен?
— Нечего сказать, брат! Стыдиться бы надо!
— Скажите же, если вы что-нибудь знаете!
— А на что мне это?
Георг вынул монету из кошелька, схватил женщину за запястье и с дружелюбным нажимом положил монету ей на ладонь, которая открылась сама собой. Женщина ухмыльнулась опять.
— Теперь вы скажете мне, что вы знаете о моем брате, не правда ли?
— Сказать может любой.
— Итак?
— Жизнь, глядишь, и кончается. Пожалуйста, еще! Она вскинула плечо.
Георг достал вторую монету, она протянула ему другую руку. Не дотрагиваясь до нее, он бросил туда монету сверху.
— Теперь я ведь могу и уйти! — сказала она и посмотрела на него со злостью.
— Так что же вы знаете о моем брате?
— Уже больше восьми лет прошло. Позавчера все и открылось.
Петер не писал восемь лет. Позавчера пришла телеграмма. Этой женщине было что-то известно.
— А вы что сделали? — спросил Георг, только чтобы подстрекнуть ее.
— Мы и были в полиции. Порядочная женщина сразу идет в полицию.
— Конечно, конечно. Спасибо вам за помощь, которую вы оказали моему брату.
— Что ж, пожалуйста. Полиция диву далась!
— Что же он сделал?
Георг представил себе, как его слегка сконфуженный брат жалуется грубоватым полицейским на свои больные глаза.
— Он украл! Сердца у него нет, скажу вам.
— Украл?
— Убил он ее! Я-то при чем тут? Она была первая жена. Я — вторая. Куски он прятал. За книгами места хватало ведь. Вор — я всегда говорила. Позавчера открылся убийца. Позор мне. Почему я была такая глупая? Я же говорю: не надо. Так уж водится у людей. Я думала: столько книг. Что делает человек между шестью и семью? Трупы режет — вот что он делает. Куски он берет с собой на прогулку. Никто ничего не замечал. Банковскую книжку он украл. Может быть, у меня что-нибудь осталось на руках? Я же могла умереть с голоду. Меня он тоже хотел. Я вторая. Теперь разведусь. Пусть только, доложу я, сначала заплатит! Восемь лет назад надо было его посадить! Теперь он там, внизу. Я его заперла! Я не дамся убийце!
Она заплакала и захлопнула дверь.