Ослепительный нож

Однако всего этого Евфимия уже не осознавала. Болезнь пришла как бы в её отсутствие. Сама она оказалась на четверть тысячелетия в прошлом. Не в подземельях затхлой Костромы, в блистательном великокняжеском дворце Киева. «Мамушка Латушка, не стягивай туго волосы, главоболие будет!» - упрашивала невеста дебелую добрую Платониду. А вокруг заливались девичьи голоса:

Уж благослови меня, Господи,
Уж душу красную девицу.
Уж на сегодняшний Божий день,
Уж на теперешний святый час!
Пособи уж мне, Господи,
Походить, погуляти уж,
Попричитать да поплакати…

«Платонидица, государь внучку повелел привесть!» - оборвал песню свистящий шёпот. Обряженную повели в покои дедушки. Он привстал на большом одре, перекрестил русую головку, приник сухими губами к влажному лбу. Мудрый, закалённый в усобицах дедушка Святослав Всеволодич, киевский соперник суздальского властителя Всеволода Гюргича! «Отдаю тебя царственному жениху, любезная внука моя Евфимия, - ловит девичий слух слабый старческий голос - Обрети счастье в Цареградской земле, в светлых чертогах царевича Алексия, сына Исаакиева. Ступай встречь суженому, будущая греческая царица! Бояр я уже отправил к его послам, прибывшим за тобою».

От дедушки невесту повели в празднично убранные двусветные сени. И вот заиграли гудцы, заблистали золотные одежды придворных. В палату вступили греки в парчовых приволоках с собольими оторочками… Внезапно смолкло торжественное пипелование, пропали счастливые говоры, онемел дворец. И в этой немоте негаданно, не ко времени, неуместно прозвучал один-единственный возглас: «Великий государь Святослав Всеволодович только что почил в Бозе!» Зашаталась невеста Евфимия, внучка Святослава, правнучка Всеволожа. Её подхватили под руки. Потом были плачевопльствие, долгое смятение и очень далёкий путь. Куда? На чём? Представляла плохо. Мысли смешались. Тряска истомила вконец. Многие части тела нестерпимо болели. Страдания оказались длительны, и путешественница привыкла к ним. Успокоение же пришло столь нежданно, что она открыла глаза.

Перед ней сидел Карион Бунко в собольем зипунце.

- С возвращением к жизни, Евфимия Ивановна!

- Ты? Тут?.. Где я? - пролепетала поражённая узница, оказавшись вовсе и не в темнице, и не в тесной коморе в челе Стрельной башни, и не в боковуше Васёнышева дворца под семью замками.

Потолок низок, как в избе. Из оконца солнечные лучи позлащают тесовую перегородку супротив ложа. В косяке не дверь висит - занавеска из крашенины.

- Мы, боярышня Всеволожа, в сельце Падун, что под Костромой, - склонился к ней Карион. - Обережь тут невелика, да и опасности мало.

- Не возьму в толк никак, - перебила Евфимия. - Только что лежала в подземном узилище, изнемогала от ран, и вдруг… переизбыла всю боль, оттаиваю в избяном уюте, радуюсь твоей опеке, друг мой Карион, хотя ты должен быть ой как далеко!

Бывший кремлёвский страж широко улыбнулся, расправил кончики усов:

- Три седмицы назад я удивился не менее твоего, боярышня. Сошлись мы в бою под Галичем с длинноруким Осеем, бывшим моим под начальником. Помнишь, у Фроловских ворот коня тебе подводил, когда бежала от батюшки? Полоснул меня Осей, голову рассёк. А, узнав, сам же и притащил в наш лагерь. Из-под Галича князь Юрий Дмитрия побежал к Белуозеру. Я бы не перенёс дальнего пути. Старый князь послал меня на поправку поближе, в Кострому, к сыновьям, с жёстким наказом быть им со всеми силами встречь ему, когда вернётся с вятчанами. Молодые князья Василий и Дмитрий посоветовали отбаливаться не в городе, куда невзначай может нагрянуть Василиус, ибо засада оставлена слишком малая. Велели ехать в сельцо Падун, затерянное в лесах. Отбиться от татьбы люди есть, рать же вряд ли сюда пожалует. Утром, покидая детинец, выслушал я наказ Василия Юрьича: «Забери с собой узницу, что в темнице под башней». Ты представь, Евфимия Ивановна, мои радость с горем, когда в узнице этой тебя узнал! - Боярышня завела было речь о своих мытарствах, но Бунко перебил: - Не пытай себя сызнова. Подноготную без пытки от тебя слышал. Вся тряслась в огневице, попрекала же братьев Юрьичей без умолку. Немощное тело молчало, душа твоим гласом свидетельствовала. Маялись мы над тобой с тёткой Платонидой, здешней хозяйкой, думали - не жилица. Вдруг из Костромы - Шемякин болярец Котов. Деваху привёз - косая сажень в плечах. Она тебя и спасла.

- Косая сажень? - переспросила Евфимия. - Что-то не то, Карион. Фотиньей её зовут?

- Не угадала, - поднялся Бунко. - Ка-ли-са! - огласил он избу мощным зовом.

Откинулась занавесь на двери. Глазам Всеволожи предстала грубоватая ликом, зато здоровьем завидная дева.

- Я тебя знаю, - приподнялась на одре Евфимия. - Только не помню, кто ты.

Дева плюхнулась на сундук, затупилась рукавом, зашлась в рёве.

- Вот те раз! - плеснул руками Бунко. - Ты с чего? Никак с радости?