Ослепительный нож

- Невысок. Немного тучен, - стала вспоминать Евфимия. - Взором и лицом приятен. В безрукавом зипуне белой тафты. А шапка… Нет, не золотая. Бархатная, цветом шафранная, окол соболий, двоеморхая. А в шапку вшита запона алмазная. Мой тамошний родитель Раф Всеволожский сказывал: на ней камней алмазных пятьдесят четыре!

- Твой тамошний отец не Иван Дмитрич? - расширила глаза Мамонша.

- Вовсе не похожий на него. И не боярин. Дворянин, - растерянно произнесла боярышня. - Стань я царицей, стал бы он боярином.

- А ты царицею не стала, - подсказала амма Гнева.

- Испрокужена была придворными злецами и сослана за Камень, видать, в землю Югорскую, - понурилась Евфимия. Потом пытливо исподлобья взглянула на хозяйку кельи. - О моей тамошней беде как тебе ведомо?

- Я твой лазоревый источень приносила Агафоклии, - призналась амма Гнева. - По этой опояске она проникла в твою дальнюю судьбу. Только увидела тебя совсем иную.

- Я там была с собой несхожей, - подтвердила Всеволожа, - выше, краше…

Опекунша с опекаемой примолкли в размышлениях. Потом взволнованная гостья вслух подумала:

- Обо мне ведунья рассказала, а о царе - ни слова…

Ответ был прост:

- Князья, цари для Фёклы не важнее пчелиных маток для орлицы. Попросту она о них не мыслит.

Евфимия полюбопытствовала:

- А для себя-то что она увидела в грядущем? Амма Гнева, помрачнев, произнесла чуть слышно:

- Смерть в огне.

- А для тебя, мой свет? - набралась смелости Евфимия. - Твоей души в паломничество не посылывала?

Боярыня лишь покачала головой.

- И ничего тебе не предрекла?

- Клещами красными не вытянешь, - совсем уж прошептала амма Гнева и встрепенулась: - Смеркается. Пора дровец внести да затопить очаг. Ты тут побудь. Я мигом.

Однако же Евфимия не утерпела, покинула избушку вслед за хозяйкой и поражённая застыла на пороге.

Её оглушил звук, тягучий, нутряной, скребущий уши. Он шёл как будто с серой пелены небес, хотя на самом деле - сквозь большие чёрные деревья. Подобный звук она слыхала в Зарыдалье. Это был рёв быка.

- Ах, Акилинушка, вернись! - испуганно звала боярышня. - Неподалёку бык заблудший. Не закатал бы!

Амма Гнева принесла беремя дров.

- Голубонька, ну что ты всполохнулась? Это вовсе и не бык. Бугай! Птица такая вида цапли. Большая выпь. Головка с кулачок, а голос бычий. Взойди в избу.

У аммы Гневы при входе полено из беремени упало на пол.

- Ой! - вскрикнула она. - Ты испугалась рёва бугая, а я - нечаянного гостя.

Очаг приятно запылал. Избушка осветилась без светца. Хозяйка стала собирать на стол.

- Теперь-то поняла, Офимьюшка, что мои страхи за тебя отнюдь не ложны?

Боярышня любовно обняла свою пестунью.

- Не допускай до сердца, матушка, такие страхи. Агафоклия, нет спору, чародейка. Однако же она способна увидать не явь, а только сон. В том сновидении, куда я погрузилась её чарами, всё было, словно наяву. А пораскинь умом - ведь это же мои мечты! Жду возвращения Василиуса, боюсь злых умыслов Витовтовны. И снятся преувеличения: великий князь становится царём, монгольское ярмо вдруг оборачивается ляховицким, да ещё скинутым, я повергаюсь жертвою дворцовых козней, из-за меня родитель взят за приставы, семья обречена изгнанию… Замечу, мне и прежде доводилось удивляться: во сне увидишь так, а въяве всё наоборот. Поэтому освободись от страхов, Акилина свет Гавриловна.

Тут келья погрузилась в темноту.

- Очаг погас, - вздохнула амма Гнева. - Сиди… Отыщу трут, сызнова вздую огонь…

- К чему бы это? - прозвучал во тьме вопрос Евфимии.

- Что? - Амма Гнева чиркнула кремнёвыми каменьями.

- К чему бы вдруг очаг погас? Хозяйка раздувала пламя, потом сказала:

- К нечаянному гостю…

В дверь вскоре заскреблись.

- Кто там? - Боярыня сняла засов и радостно воскликнула: - Янина! - Однако тут же увидала, что гостья не одна. И сурово обратилась к её спутнице: - Как ты осмелилась покинуть боярский дом, Бонедя?

- Пани Бонэдия! - поправила, входя, полячка и сразу бросилась к Евфимии: - Оццец!.. Оццец!..

Не зная подходящих русских слов, шляхтянка перешла на польские. А её спутница, тоже полячка видом, но в сравнении с Бонедей не красавица, перевела слова подруги:

- Вчера отец твой с государем прибыл на Москву. Василиуса царь ордынский поставил на великое княжение. Иван Дмитрич ждёт тебя домой немедля.

8

Отец с дочерью сидели рядком в палате для уединённых письменных занятий и не могли наглядеться друг на друга.

- Взросла стала! - улыбался Иван Дмитрич в пышные усы, поглаживая бритый подбородок. - В пору под венец идти. А венец уж близок.

- А у тебя седины прибавилось, - дотрагивалась Евфимия тонкими пальцами до густых белых кудрей отца.

- Ещё бы не прибавиться! - Боярин вздохнул, вспоминая тяжёлую ордынскую прю. - Знаешь ли, что Настасья Юрьевна по приезде мужа в одночасье скончалась?

- Господь с тобою! - Евфимия прижала руку к груди, как бы переживая сызнова недавние злоключения в обществе Анастасии Звенигородской.

- Не посылывал князь Юрий вестонош, мыслил из собственных уст потонку сообщить супруге о своём поражении. А напрасно. Властолюбивое сердце княгини неожиданности не перенесло…