Ослепительный нож

- А мне Яган Готхельф, посольник князя Местеря, - похвастался Иван. - Залучил гостя, и вот - память! Матушке Аграфене Александровне - иной поминок: лохань да рукомойник, серебряны, золочёны.

Взошед на гульбище, князь долго простоял, склонённый над Лукой. Евфимию не подпустил: не для девиц такие страсти. Пыхтя от туги, княжьи люди снесли убитую Матрёну вниз.

- Навылет в сердце, господине, прямо в сердце! - взахлёб докладывал Яропка.

Сбежалась челядь поднять Луку на простынях и возложить на одр в его покое.

- Свезём беднягу к нашим костоправам, - решил князь.

- Пока же в честь столь славного охотника устроим пир на месте? - предложил угодливый болярец.

Другой поддакнул:

- Редкая добыча! Князь согласился:

- Пир так пир.

Бабы замывали скоблёный пол на гульбище.

- Эй, кто там! Девки, мамки! - закричал Иван Андреич. - Обиходьте московскую боярышню! - ввёл он в хоромы Всеволожу.

- Отпусти медведника, - упорно добивалась милости Евфимия.

Князь отвернулся, едва она была взята под белы руки.

Когда он постучал в её одрину и был впущен, глаза его расширились, рот растянулся, ладонь хлопнула в ладонь.

- Теперь-то истинно Воложка! Любава Дмитрия и трёх Васильев.

- Каких Васильев трёх? Вот вздоры! - оправила подле себя по лавочник Евфимия.

Можайский не ответил.

- Ох, ну и мовницу спроворили тебе прислужницы Луки! Как ткань льняную отбелили! - восхищался он.

Про двух Васильев Всеволожа догадалась без ответа. Кто третий? Вернула вспять беседу:

- Глумишься, поминая про Василиуса и Косого. Стыд тебе, Иван!

Князь развёл руками, склонил голову.

- Не ставь во грех. Шучу в надежде на безгневие. - И, всё-таки не утерпев, сощурился: - Про третьего забыла! Про Ярославича Боровского. Твой тайный воздыхатель с детства! Подружия его занемогла. Увёз в Литву совсем плохую. Большую могу надобно иметь с недужной и тремя детьми. Старшой-то отрок, младшие - ещё младенцы. Он могач!

- А где медведник? - оспешилась сменить речи Всеволожа. - Отпусти поимыша.

Можайский посмурнел, ответил жёстко:

- Не твоего высокого ума сие низкое дело. - И предложил, дабы отвлечь боярышню от легкомысленной заступы: - Желаешь лицезреть несчастного, измятого медведицей? Лука, сказали, пришёл в память. Иду к нему. Не возражаю против твоего сопутствия.

Евфимия не отказалась пойти с князем к одру хозяина хором.

Кликнутая челядь провела их через сени в большой покой. Лука лежал под покрывалом, смежив вежды. Князь подступил, склонился низко:

- Видишь ли меня и слышишь ли?

Боярышня держалась одаль. Урядливый Яропка на цыпочках втулился и застыл у входа.

- Вижу и слышу, - отвечал Лука.

- Зачем ты полюбил бесовское позорище и пляску и предался пьянству? - укорил его Можайский. - Бог тебя прославил чудотворным образом Своея Матери, а ты низошёл к бесполезному мирскому житию. Поделом тебе так приключилось!

С одра послышались глухие всхлипы.

- Помоги мне, господине! Распорядись богатством на дела богоугодные. Останусь жив, свези в обитель. Хочу постричься, окончить дни в глубоком покаянии.

- Ты будешь жив, - утешил князь. - Походный костоправ смотрел твои изъяны. Отлежись. Завтра - в Можайск. Долечим. Раскаянье твоё Бог примет.

Иван Андреич вышел. Евфимия с Яропкой - следом.

- О, людие! - промолвил князь за дверью. - Здоровые грешат, а умирающие каются…

- Коль ты так добр, освободи медведника, - опять пристала Всеволожа.

Иван сказал с досадой:

- Добр до предела. - И спросил: - Куда путь держишь?

- В Нивны, разумеется, - ответила боярышня.

- Яропка, погляди, готов ли пир? - велел Можайский. И продолжил, когда тот удалился: - Не езжай, Воложка. Не место тебе в Нивнах. Там пусто…

Боярышня остановилась.

- Там Мамоны. С ними мне нигде не пусто. Можайский с сердцем произнёс:

- Свалилась ты на мою голову! Кой враг тебя подвиг бежать по упрежденьи Софьи не в Новгород, а в Углич? Василиус не столь гостеприимен, как рассчитывала? Хоть Марья ежегод брюхата, а, видно, держит над ним власть?

- Станешь грубить, уйду, - сказала Всеволожа.

В конце прохода замаячил коломенской верстой Яропка.

- Пир готов!

- Пойдём! - пригласил князь. - Тебе время поесть. Не в одиночку же…

В столовую палату пирники вносили жареного лебедя, что на шесть блюд раскладывается, а с ним (губа не дура у Луки!) и журавлей, и цапель. Окруженье ждало князя.

- Боярышня Евфимия Ванна Всеволожская! Прошу любить и жаловать, - представил гостью Иван Андреич.

Мужское общество приятно оживилось. Всем было любопытно видеть дочь боярина Ивана Дмитрича, о коей до Можайска доходили слухи с пересудами.

- Мы случаем сюда попали, и она случайно, - объяснил князь. - Мы голодны, она с дороги не сыта. Надеюсь, знатная девица пиру не помеха?

Так оправдал он с лёгкостью поступок свой противу правил. А кто ему мог поперечить? Все только поприветствовали женский лик на мужеском собрании.

- Гляди, орлы какие! - подводил Можайский гостью поочерёдно к своим ближним. - Василий Шига, мой наместник на Москве!.. Елеазар Васильев, лучший мой боярин!.. Воевода Семён Ржевский!.. Дьяк Фёдор Кулу дар и дьяк Щербина… Яропка тоже воеводит славно, а, Яропка?