Ослепительный нож

В боковуше на её одре сидела Раина, сжав лик в ладонях. Покачивалась со стороны на сторону, пела постным голосом:

Я, млада-младенька,
Темпу ночку не спала,
Не спала я тёмной ночки
И не буду спать другой.
Загадаю себе сон
Про сиротский страдный путь:
Сторона ли ты, сторонка,
Незнакомая страна!
На чужой пустой сторонке
Нет ни травки-ковыля,
Ни матушки, ни отца,
Ни сестричьего тепла…

-  Что с тобой, друженька? - попыталась обнять её Всеволожа.

Раина высвободилась.

- Почивай, боярышня. Пойду в свою конуру. Это мне к любости будет.

Ушла. Однако Евфимии пришлось повременить с опочивом. Явился Красный.

- Молодец Голтяй, что тебя позвал, - заявил он радостно. - Проняла ты Протасьева. Пригорюнились мы было, узнав о его внезапном отходе от нас. Теперь же Григорий душу связал быть с нами заедино. Завтра пойдём на приступ.

- Охолонись, любый мой, - поцеловала Всеволожа Дмитрия в пушистую щёку. - Литвину вас обмануть, что испить воды. Чем душу связал? Ваш крест - его ли крест? Завтра, как мыслю, хан пришлёт с новыми докончаниями. Пришлёт, ежели вошёл в сговор с литвином, для сокрытия истинных намерений. А коли не вошёл в сговор, от безвыходности пришлёт. Будьте начеку. Берите мир на полной своей воле. Мир станет победой.

- Умница! - шепнул Красный. - Я и Голтяев решили тебя в войскую сряду переодеть, отай взять на переговоры, как моего стремянного. Может, истиха что подскажешь… Брат против. Лобан Ряполовский и Русалка с Руном изъявили согласие…

Оба не имели силы разминуться, как переплётшиеся сосенка с дубком. Наконец поздний час взял своё…

Евфимия видела во сне реку широкую и свинцовую. Лодья с раздутым парусом двигалась по ней к северу. А там, при устье меньшей реки, высился утёс. А на утёсе белый кремник. Внизу же, по берегу, - тёмный посад. В носу лодьи пасмурно глядел вдаль батюшка Евфимии, однако не боярин Иоанн, а тот, из кудесного сновидения, из будущей жизни, рязанский дворянин, Раф Всеволожский, источенный болезнью после царских застенков. «Какой град у нас в виду? Что за град?» - ёжась, вопрошала она. Отец не успел ответить…

- Боярышня, пробуждайся! Спели третьи петухи, - теребила Раина.

Сборы были оспешливы! Утренняя трапеза - калач с молоком. И вот уже юный стремянный обочь своего князя сидит в седле супротив мурз татарских. Мгла над полем спозаранку нависла одеялом пуха лебяжьего. Крепости не видать. Ряды воев в стороне чуть чернеют, готовые к приступу. Главный мурза весьма тучный, на вид свирепый. Толмач именует его «Хочубой», хотя из татарских уст Евфимия ясно слышала «Кичибей». Этот боевой ханский муж повторил вчерашние посулы: отдать в залог сына Улу-Махметова Мамутека, или, как произносил толмач, Маматяка, блюсти землю русскую, не брать дани.

- Нудьте их оставить Белев, не вбивать клина меж Москвой и Литвой, уйти к родственным булгарам, - внушал юный стремянный, склонясь к своему господину.

Младший Юрьич завёл было речь об этом, однако старший перебил его:

- Хотим оружием решать! Мира не хотим!

И тут случилось невероятное. Возник шум вкруг кучки переговорщиков. Зазвенело оружие. Первые предсмертные крики огласили мглу.

- А! Не хотите? - завопил Хочубой, простирая руку в сторону русской рати. - И так смотрите!

Всеволожа увидела воинов, бегущих от Белёва прочь, словно гонимых внезапным ужасом.

- Вввай-йя! - заглушил все звуки гортанный клик степняков.

Конные мяли пеших. Боярышня успела узнать в ближнем коннике литовского воеводу Протасьева, сеющего страх, скачущего с ужасным криком:

- Побежи!.. Побежи!..

Всё, что оставалось живого, устремилось за ним. Мурзы исчезли. Русалка, Руно, Шемяка с Голтяем вопили, кто во что горазд:

- Внезапь!

- Они подкрались внезапь!

- Мы преданы!

- Андрей Лобан Ряполовский убит!

- Проклятая мгла!

До боярышни донёсся призыв Дмитрия Красного:

- Бежим, солнце моё!..

Тут же их разделили обезумевшие всадники. Всеволожа скакала меж ними, слыша за спиной вопли изрубаемых отстающих.

Снег неглубок, почва окаменела, скакал ось споро. Встречный вихрь рвал лебяжью мглу в клочья, относил вспять. Степь яснела, бескрайняя, белая, слитая с серым небом где-то на окоёме. В стороне мелькнули ветлы и кровли беззащитного Ослебятева. Ржущие рядом кони с оглушёнными бедой седоками не давали пробиться к селу. Евфимия ловила возможность их обогнать, пришпоривая своего белого, он, видать, такой, что не выдаст.

Долго ли длилась скачка? Смурое небо не показывало часов. Ослебятево осталось далеко позади, когда перед всадницей сделалось свободнее. Она пооглядывалась, заприметила в мужском стаде деву-вершницу. Та продиралась встречь, распустив власы (боевой вид Бонеди-разбойницы!), сжимала в руке древко, обмотанное мокрым платом.

- Раина!

- Боярышня!

- Где княгиня?

- Отправила загодя с добрым воином Гостилой. Прочь от опасности. Куда погане не пойдут…

- Куда?