По белой сухой отмели, держа винтовку опущенной вниз и разглядывая на песке кабаньи следы, шел мистер Джеффри Уормс. Услышав вопль Керим-хана, он помахал пробковым шлемом и крикнул что-то в ответ, но ветер отнес его слова.
- Кабан! - вопил вождь белуджей. - Настоящий кабан! Стреляй!
- Что ты! - протянул маленький самаркандец, жадно разглядывая белуджа. - Зачем стрелять в него? Что он, враг мне? Если захочу, найду врага.
Он побледнел как смерть. Его трясло.
- Заяц ты, баба ты... Клянусь аллахом, ты, Самарканд, трусливая твоя душа, промажешь...
- Я не убийца.
Жилы на руках Алаярбека Даниарбека напряглись. Глаза его, сверлившие белуджа, сделались дикими.
- Стреляй! - кричал Керим-хан.
Доктор шагнул вперед и схватил за дуло винтовку.
- Спокойно, Алаяр! А вы, хан, что вздумали? Что за шутки?
- Доктор, не мешай! Хочу повеселиться! - прохрипел Керим-хан, и всхлипы смеха вырвались из его груди. - Ладно, если твой слуга - баба... Давай сюда!
Он рвал к себе винчестер.
- Терпеть не могу, когда играют с ружьем, - резко сказал Петр Иванович.
- А ты видел, как я стреляю? - самодовольно проговорил Керим-хан. Вскинув винчестер, он крикнул Уормсу, все еще разглядывавшему следы на песке: - Эй, эй, инглиз, сгори твой отец, берегись!
Мистер Уормс услышал теперь. Он повернулся и крикнул:
- Не играйте! Ружье стреляет!..
- Берегись! Я в тебя стреляю!
- Стреляйте, если посмеете!
Керим-хан снова вскинул винчестер.
- Ложитесь! Ложитесь! Он пьян! - крикнул Петр Иванович, бросаясь к Керим-хану.
- Глупости! Он шутит! - кричал мистер Уормс. - Ему не поздоровится...
Слова его доносились отчетливо.
Выстрел хлестнул, точно бичом рассекли воздух. Петр Иванович толкнул под локоть Керим-хана, но опоздал.
Англичанин упал на песок как подкошенный.
Бегом Петр Иванович бросился к лежащему у самой воды мистеру Уормсу, или, вернее, к тому, что минуту назад было мистером Джеффри Уормсом, магистром медицинских наук.
Мистер Уормс был мертв. Пуля Керим-хана сразила его наповал.
Петр Иванович поднялся, стряхнул с колен песок и снял свою видавшую виды полотняную фуражку. Снял свою войлочную киргизскую шляпу и подбежавший Алаярбек Даниарбек. Лицо маленького самаркандца стало строгим. Но на нем не замечалось и следа растерянности. Рука его сжимала нож, и весь его вид говорил: "Посмейте только подойти!" Он заслонил грудью доктора и мрачно разглядывал бегущих к нему белуджей.
И часто потом, едва Петр Иванович закрывал глаза, перед ним начинали метаться тенями по белой отмели фигуры с короткими черными тенями и пылало пятно на белом песке у самого виска англичанина...
Помрачневшее лицо Алаярбека Даниарбека было так страшно, что свирепые, не боящиеся ни черта, ни бога белуджи остановились как вкопанные.
Белуджи потоптались на месте. Наконец один из них с удивительной робостью пробормотал:
- Позвольте взять его... Господин приказал принести его к нему. Хочет посмотреть, где пуля...
Тело Уормса понесли к Керим-хану. Но и здесь вождь белуджей остался верен себе. Он замахал руками и завопил:
- А ну, окуните его в воду! Да хорошенько! У Ференгов, в ад их всех, всегда в кармане есть что-нибудь опасное, горючее...
Больше всего поразило Петра Ивановича то, что Керим-хан ничуть не казался взволнованным. Не повышая голоса, он похвалялся перед своими белуджами выстрелом, словно стрелял не в человека. Так же спокойно, равнодушно он приказал "закопать" Уормса. Именно закопать, а не похоронить. Подойдя к Петру Ивановичу, он заглянул ему в лицо и спросил:
- Здорово стреляю, а? Видел?
- Слышал о вас много, но думал лучше. Бессмысленное зверство. Дикость...
Керим-хан ничуть не обиделся. С видимым удовлетворением он сказал:
- Какой выстрел, а? На двести шагов и прямо в голову, а?
Чувство, похожее на тошноту, не оставляло Петра Ивановича. Он ушел вместе с Алаярбеком Даниарбеком вдоль берега к переправе. Несмотря на уговоры и даже униженные мольбы вождя белуджей, он уплыл на другой берег Герируда, чтобы при первой возможности уехать в Хаф.
Долго еще в ушах звучали наивные и страшные слова Керим-хана: "Горе мне: урус на меня рассердился. Почему? Урус должен быть доволен. Инглиз пошел в ад. Поезжай, урус, и скажи своим большевикам: "Собственными глазами я видел, как от руки Керим-хана пал английский ублюдок". Теперь русские отдадут мне моих баранов, моих жен. Хитер был англичанин. Хотел воевать руками белуджей... Мать у меня здорова. Тысяча рупий в моем кармане. Инглиз кончился. Хо-хо-хо! Какое счастливое стечение обстоятельств! Хочешь, я подарю тебе хезарейского коня? Быстрый конь, золотой масти конь!"
- Едем, Петр Иванович, - говорил, взбираясь на лошадь, Алаярбек Даниарбек, - едем... И до захода солнца мы успеем еще в Рабат-и-Турк... Это на самой границе.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Закрыв лица щитом бесстыдства,
Пошли вперед шагами подлости.
А б у Н а ф а с
Тянуло погребом и верблюжатиной. Сырость ползла из углов каморки. Сальная свечка трещала и плевалась. Жалкую хижину Тюлегена продували все ветры пустыни.