…Вот она готова покинуть свою тихую спальню и домашних пенатов и выступает на опасный путь. "Зачем ты исторгаешь отсюда меня, лучезарный Анубис? До сих пор я ничего не боялась, а теперь я в смятении -- сердце мое ноет, дух занимается, млеют руки, истома в плечах и гнутся колени… Я хочу вся укрыться, потому что боюсь Зефира и Эвра, Борея и Нота… И все это из-за тебя. Из-за тебя мне должно бояться, потому что мне страшно… потому что… я боюсь… ты мне сделаешь вред…"
Она оглядывается на дом.
Поздно оглядываться на землю, когда отвязан канат и волны помчали корабль в открытое море…
Хрем поднялся на ступени к истукану Изиды и, взяв систр [Систр -- род медных кастаньет, употреблявшихся в Египте при культовом служении в честь богини Изиды.] у ее ног, воззвал к женщинам, державшим в руках свои приношения:
– - Благочестивые женщины! В воле святейшей богини есть то, чтобы сегодня и завтра алтарей ее не касалась жена, которой минувшей ночью были даны от Венеры восторги… Сложите свои приношения там, на руки благочестивого брата Фаона, и пусть только та подойдет к алтарю святейшей, которая провела ночь одиноко!
Все отошли к Фаону, а осталась с дарами на руках только одна Нетэта…
Он ее осенил воскрылиями своей широкой одежды и, потрясая над ее склоненной головою мелодический систр, похвалил ее целомудрие и сказал ей, чтобы она хранила себя в чистоте и вторую заветную ночь и дал ей небольшое изображение Изиды, лежавшее долго у ног великой статуи, и завещал не касаться его иначе как чистой рукою, в одной только льняной одежде и с помышлением о боге Анубисе в сердце.
– - Он тебя, дочь моя, за все наградит.
– - Прими, о богиня, сей ладан и мирру и устрой, о, святая, да примет из смертных чистейшую -- сын твой, Анубис, в свои божественные объятия. Дай ей силу снести его божественное приближение к ней, и да не опалит ее огонь его избрания… О, Анубис, услышь!.. Покройся желтой одеждой блаженства и нисходи, она уже готова… Она тебя ждет в легкой льняной тунике… и стынет от страха… Не утомляй ее больше… Сходи к ней с высот, она жаждет огня и сама запылает, как пышущий камень алтарный.
Он входит; она молится, Хрем отходит. Благовонья трещат -- туман и головокруженье. Она чувствует, что она пьяна…
А когда стало темно, завеса ее дверей всколыхалась, и она думала, что это Анубис, и в страхе упала на колени и закрыла руками лицо. Но это был Хрем, который принес ей питье в глиняном жбане, и, когда она напилась, он покрыл ее своею широкой одеждой и потряс над ее головою медный систр, издавший при этом потрясении приятные и отуманивающие звуки. Затем она не заметила, как Хрем удалился, и пришла в себя, казалось ей, очень не скоро и в чьих-то объятиях.
VII
…И Анубис ей прошептал:
– - Смертная! К мужу ты должна возвратиться!..
– - О, не говори мне!.. Я знаю! -- отвечала громко и с, негодованием Нетэта.
– - Но ты должна мне сделать одно.
– - Все, что ты хочешь!
– - Поцелуев таких, какими меня целовала, не расточай Сатурнину!
– - О!
– - Обещай мне!.. И помни!.. Я ведь сольюся со тьмою и буду следить за тобой!
– - Ты будешь возле меня?
– - Да, и если… ты его так поцелуешь, я тогда закричу: "Это мой поцелуй!"
– - Ты меня губишь: я нарочно могу это сделать, чтобы услыхать близ себя голос твой… Что?.. Ты смущен… Не смущайся же!.. Нет… Я и в шутку так шутить не хочу и… бери же скорей от меня все мои силы и вынь из меня весь огонь поцелуев!
Тут опять на темных крылах опустился над нею сон молчаливый.
И не боялась овца безответная хищного волка… Встала впотьмах и, боязни исполнена, щупает путь босыми ногами, а обнаженные руки меж тем простирает в пространство, и вдруг снова в объятиях, и снова объемлет сама, и шепчет в перерывах лобзаний: