Осколок империи

Вечер в летней Москве может быть как хорош, так и не очень. Все от погоды зависит. На этот раз было… так себе. Не было летней духоты, но и прохлада отсутствовала. Нечто среднее. Равно как и мое настроение, когда я пришел на указанное Руцисом место на Большой Лубянской улице. И впрямь близко к его месту работы, что на Лубянской площади.

Подготовился ли я к встрече? Несомненно. Как душевно, так и физически. Случись что, ножны в рукаве и самодельная кобурка под маленький «браунинг», закрепленная на левой щиколотке, станут неплохими козырными картами. Но дойди дело до подобного – это станет провалом, после которого шансы добраться до трех намеченных жертв сильно понизятся. Ну, с богом! Или с чертом, мне безразлично, какая из высших сил ответит на мой мысленный призыв о ниспослании удачи.

Стою, изображаю легкую обеспокоенность, что встреча не состоится, а одновременно с этим осматриваю окружающее пространство в поисках чего-то чужеродного, опасного.

Вроде все тихо. Обычные люди, спешащие с работы домой, гуляющие, двигающиеся по своим делам. Вот милиционер прошел важной походкой, преисполненный уверенности в себе, в своей форме, возвышающей его над прочими. Стайка детишек появилась и вновь исчезла, нырнув на другую улицу. А вот и он, Руцис Аркадий Янович… наверное.

Эх, было бы у меня точное описание внешности этого чекиста! Но чего нет, того нет. Остается лишь очень смутное описание, в которое входит возраст, цвет волос, рост.

За сорок, черные волосы, рост около метра семидесяти. На первый взгляд очень приблизительное описание, но если добавить принадлежность к ОГПУ, то круг подходящих кандидатов очень сильно сужается. Причастность к тайной полиции всегда оставляет на человеке несмываемый отпечаток. Его можно скрыть, но лишь прилагая серьезные усилия. Властность, причастность к тайнам, уверенность, чувство превосходства над простыми людьми… Последнее у чекистов развито особенно сильно, привыкли за прошедшее время чувствовать себя властителями судеб. Привыкли – и стали считать это совершенно естественным. Сила ли это? Как по мне, так скорее слабость. Хотя во времена Российской империи до смуты девятьсот пятого года у корпуса жандармов была иная проблема – их как только ни костерили, называя сатрапами, душителями свобод и прочими «ласковыми» прозвищами. Не все, но слишком многие. Потом, после первой кровавой круговерти, немалая часть прозрела, поняла, что именно эти «сатрапы» стояли между ними и почуявшими кровь террористами и прочими боевиками различных революционных партий. Жаль только, что прозрели далеко не все, кто должен был.

А потом был семнадцатый… Уже не волна, а кровавое цунами, разрушающее на своем пути все, весь мир, всю империю. И конечно, одними из первых под этот удар попали носящие голубые жандармские мундиры. Тогда, как говорил отец, погибли, были застрелены или просто растерзаны очень и очень многие. А немногие выжившие, влившиеся в белую гвардию, если и слышали в свой адрес упреки, то лишь в том, что можно было и сильнее давить революционную сволочь. Да уж, коротка память людская. Раньше «сатрапы», потом… Эх-х, до сих пор больно и грустно.

Впрочем, не о том сейчас речь. Вот у этого человека, подходящего под описание Руциса Аркадия Яновича, есть во всем облике и манере двигаться отчетливая уверенность, даже властность. Уверен, что когда он приблизится, то и в глазах его увижу отблеск причастности к самой могущественной в СССР организации – ОГПУ. Значит, это он, я не ошибся. И насколько я вижу – без сопровождения, один пришел. Не в форме, в штатском. Одежда далеко не дешевая, сразу видно, а вот чего-то вроде перстней или там дорогих часов нет. Лишь обручальное кольцо – простенький золотой кружок на пальце. А вот насчет оружия… Полагаю, что за ремнем со стороны спины, не зря же легкий пиджак на себе таскает, хотя по такой погоде мог бы и на руке его нести.

Не подозревает? Скорее всего, но бдительности не терять. Расслабишься – непременно воспользуются и если не проглотят, так понадкусят. И лучше всего самому проявить инициативу.

– Добрый вечер, Аркадий Янович, – поприветствовал я предполагаемого чекиста, едва он приблизился на подобающее расстояние. – Это я вам звонил позавчера.

– Алексей. Ну как же, помню-помню! – Доброжелательная улыбка и абсолютно холодный взгляд, больше подобающий снулой рыбе, а не человеку. – У вас должна быть такая вещь, письмецо называется. Из Сибири, от старого Марка.

– Вот оно.

– Хорошо, – движение руки, выхватившей у меня письмо и переправившей оное во внутренний карман пиджака, было быстрым и каким-то… плавным что ли. – Потом почитаю. А сейчас давайте пройдемся до Сретенских ворот, а может и подальше. Там видно будет.

– Конечно. Вы здесь хозяин, я всего лишь гость в столице… Уверен, дорога будет интересной.