Осколок

Николая Мальгина зачислили в противотанковую роту, и он стал учиться военному искусству. Саперной лопатой он рыл траншеи, окопы и ячейки, возводил брустверы, по-пластунски ползал по земле, укрываясь за холмиками, буграми и кустиками. Навстречу бойцам двигался учебный макет танка.

Николай выбирал уязвимое место «танка» и прицеливался. Учился он прилежно, но скучал и не скрывал этого. Он ждал отправки на фронт. В эти дни на фронте наши войска начали решительное наступление против немцев.

В роте теперь хорошо знали Мальгина. Он лучше всех стрелял из противотанкового ружья и забивал в мишень пули, словно гвозди, — точно и уверенно.

Накануне отправки на фронт Мальгин стрелял, как всегда, спокойно и уверенно. Железная доска была укреплена на макете танка. «Танк» полз на бойца. Три выстрела. Три бронебойных пули. Три пробоины в центре железной доски, той доски, о которой и упоминал в начале рассказа и которая до сих пор хранится в роте Н-ского полка.

Вечером после стрельб я увидал Николая Мальгина. Он читал какую-то книжку.

— Опять про Тигробоя? — спросил я, хотя видел, что Мальгин читал не старую потрепанную книжку, а новенькую брошюру.

— Точно, про тигробоя, а вернее — про тигробоев, улыбнувшись, ответил Николай. — Читаю, как наши бронебойщики «тигров» фашистских уничтожают. «Тигры» — это танки у них такие. А наши их бьют, как настоящие тигробои. Вот таким бы стать!

— А про Густава Эмара забыл? — спросил я весело.

Николай махнул рукой:

— Далеко тому Тигробою до наших!

Николай вскоре уехал на фронт в составе маршевой роты. Я провожал уезжающих бойцов:

— Ну, Николай, ждем весточку для газеты!

Длительное время мы ничего не слышали о Николае Мальгине. И вот пришло письмо с фронта от заместителя командира полка.

«…В вашей части служил отличный воин-бронебойщик Николай Владимирович Мальгин, — писал майор. — Когда фашисты атаковали наш полк, переправившийся на правый берег Днепра, Мальгин проявил изумительное мужество. До двадцати фашистских танков рванулись на наши позиции. Гитлеровцы хотели раздавить, сбросить советских воинов назад, в Днепр. Николай Мальгин, находясь впереди подразделения, тремя выстрелами подбил три немецких танка. Четвертый „тигр“ смял его позицию. Но когда машина проскочила дальше, пуля чудом спасшегося бронебойщика остановила ее. И все это благодаря умению и стойкости отважного воина Николая Мальгина. Еще два выстрела успел сделать герой. И еще два танка остались на поле боя. Контратака была отбита.

Вчера мы проводили Николая Мальгина в Москву. Он поехал получать высокую награду — медаль „Золотая Звезда“ и орден Ленина…»

Через несколько дней я получил письмо. Оно было из Москвы, от Мальгина. Он просил передать привет редакции и в конце письма, между прочим, написал:

«Помните старую книжку о Тигробое? Она заронила во мне мечту о смелости, о меткой стрельбе. Но научился я этому у наших бронебойщиков, у советских тигробоев».

Мы разговаривали с Николаем Владимировичем до полуночи.

— А где теперь та книжка, старая, о Тигробое? — спросил я. — Потерялась?

— Потерялась, — подтвердил подполковник и усмехнулся: — Может быть, солдаты раскурили.

Я посмотрел на Николая Владимировича, на его звезду и подумал: вот о каких тигробоях надо теперь писать книги!

Патриот Родины. 1944. 1 мая.

Горсть земли

Утром в березовой роще засвистел и защелкал невидимый бесстрашный клест. Переливчатый свист необычайной чистоты заставил Яна вздрогнуть.

Ян инстинктивно сжал кулак вместе с горстью влажной от росы, пахучей земли.

Он лежал в тесной, неудобной ячейке, лежал молча, полный ожидания и напряжения. Впереди, в нескольких сотнях шагов, проходила граница, а за ней — ненавистная фашистская Германия.

Бойцы ожидали сигнала к атаке. Ожидал Ян, крестьянин и партизан, теперь красноармеец.

Он разжал кулак и взглянул на горсточку земли. Против его воли глаза застлала голубая влага. Человека в двадцать семь лет трудно заставить плакать. То были слезы большой ненависти и большого счастья.

Переливчатый свист клеста и горсточка земли в сжатом кулаке — как и три с лишним года назад. Но тогда Яну было двадцать четыре года и его волосы не убеляла седина…

…Подминая плетни и посевы, ползли тогда крестоватые зловещие танки. И может быть, это было первое, что вызвало ненависть и обиду в сердце молодого крестьянина.

У деревни шел бой, и Ян полсуток не мог попасть к своей семье. Фашисты ворвались в деревню и подожгли ее. Свою злобу они выместили на жителях деревни, перед которой им пришлось задержаться на двенадцать часов.

У родного пылающего дома Ян нашел убитого старого отца. Может быть, Яну посчастливилось: среди многих трупов он не нашел своей жены и своей дочери. Может быть, он мог надеяться увидеть их живыми.

В тщетных поисках Ян ходил вокруг деревни, по полям и лесам, пока его ночью не задержали немецкие солдаты. Ему сказали: «Шпион!» — и закрыли в сарае.

К утру над выгоревшей деревней стояла тишина. Дверь открыл унтер-офицер. Он вытолкнул Яна из сарая и указал в направлении речки. Ян догадался: ведут на расстрел.

За что?