Осколки времени

Я буквально слышу заглавные буквы и дефис, когда она произносит это имя. Мне хочется закричать: «Нет! Ты ДРУГАЯ-Кейт, а не я».

Но я сдерживаюсь.

– Нет, не люблю. Просто я реалистка.

– А если они не отдадут их? – спрашивает Кирнан. – После того, как ты им пригрозишь?

– Тогда… ну, тогда я стреляю, – говорю я не очень уверенно, и он раздражающе выдыхает, будто не верит мне. – Нет, Кирнан. Мне это не нравится. Я, наверное, буду колебаться. Но я это сделаю. Ты знаешь, что сделаю. Разве у меня есть выбор?

– И потом ты просто сваливаешь из храма, целясь в них и держа этот поднос, у которого, кстати, нет крышки, так что тебе придется держать его ровно и каким-то образом все еще иметь обе руки свободными, чтобы использовать ключ? – он качает головой. – Нам понадобятся два человека.

– Сколько прыжков ты еще можешь сделать сегодня, Кирнан? – Другая-Кейт задает этот вопрос как раз в тот момент, когда я открываю рот, чтобы задать его, хотя я бы не добавила «Кирнан» в конце.

– Это не особенно длинные перемещения, – говорит он, – но… два. Наверное.

– Тогда мне придется отправиться в несколько из них, – говорит она, качая головой, когда Кирнан начинает протестовать. – У тебя есть идея получше? Найди какой-нибудь способ освободить меня от этих наручников.

– Нет, – говорит Джун с порога. – У меня нет ничего, что могло бы разомкнуть эти наручники или повредить кровать, и я даже представить себе не могу, что случится, если ты попытаешься потянуть за собой что-то такое большое. И ты должна быть здесь на случай, если вернется Саймон или Конвелл.

– Я думал, ты присматриваешь за Пру, – говорит Кирнан.

– Она ставит в стойло Вайлдфаера. Я отправлюсь с Кейт в эти перемещения. Джанин отдаст мне флаконы. Думаю, что она отдала бы их кому угодно, лишь бы не участвовать в этом деле. Мне, скорее всего, удастся убедить Джозефа, представителя в Рио, и Бернарда – и у них нет ключей. Но Эдна и Мартин не сдадутся без боя, и у них будет охрана.

Другая-Кейт кивает:

– Эдна, точно. Храм в Аддис-Абебе был единственным, где я видела вооруженную охрану. Мартин был в Нью-Дели, и я не видела никого с оружием, но они могли спрятаться.

– Но даже в перемещениях без охраны будут наблюдатели, – говорит Кирнан. – Другие представители.

Джун пожимает плечами:

– Они не будут вооружены. А рядовой состав благоговеет перед каждым, кто может появиться и исчезнуть с ключом, так что у нас будет пара секунд.

Я бросаю на Кирнана очень обеспокоенный взгляд. Он задает тактические вопросы, в то время как гораздо более важный для меня вопрос заключается в том, почему мы вообще должны доверять Джун.

– Что заставило тебя передумать? – спрашивает он.

– Я никогда не говорила, что одобряю методы Сола. И… будь это так, брата Кира больше нет. Я держалась подальше от этой глупой вражды между Саймоном и Пруденс, но, очевидно, сидеть за забором больше не вариант. Пру с тобой, а я с ней. – Она делает глубокий вдох и затем говорит более мягким голосом: – И ты был прав. Насчет Клионы. Насчет этого ребенка. Однажды я подвела твою мать. И больше не стану.

Меня беспокоит сама мысль о том, чтобы включить во все это Джун. Очень, очень беспокоит, но я не уверена, что у нас есть выбор, поэтому…

Спустя двадцать минут мы определились с порядком путешествий: Сидней, Брюссель и Рио будут первыми, так как Джун думает, что это будет легче. Затем Нью-Дели, с парнем, который, возможно, будет сопротивляться и под охраной, но у которого нет ключа. Эдна в Аддис-Абебе, у которой есть и ключ, и вооруженная охрана, будет последней. Кирнан будет наблюдать за нами через свой медальон, и он переместится туда в качестве прикрытия, если он нам понадобится.

Мы переместимся чуть раньше в каждое местоположение и установим стабильную точку в… я не знаю, как это называется в церкви, но в театре это называется крыльями. Затем мы перейдем к тому моменту, когда появятся Конвелл и другая-Кейт, подождем, пока они сделают свою работу, и уйдем. Джун попытается привлечь внимание представителя и оттеснить ее или его в сторону, а потом мы заберем поднос и вернемся назад.

В какой-то момент в клинику вошла Пруденс. Подняв голову, я вижу, что она стоит, прислонившись к стене, с красным и опухшим лицом. Я вспоминаю слова Кэтрин о том, что женщины из семьи Шоу плачут не очень красиво. Хотя у меня не возникло ощущения, что смерть Сола опечалила ее, он был ее отцом, так что, возможно, она что-то чувствовала в глубине души. Однако ей, должно быть, не нравится, что я смотрю на нее. Ее губы сжимаются в твердую линию, и она поворачивается и уходит в приемную.