Осколки, острые, как ножи

Я уже упоминал о поцелуях и объятьях. Ведь их же нередко дарят люди друг другу и без любви вообще… Любовь, это, что в твоем сердце, это то, что в твоей душе, как и та жгучая чистая сильная ненависть, про которую я тебе говорю.

А ведь если вспомнить даже о других внешних проявлениях любви… Помнишь, как многие люди, что рассказывают истории о любви, описывают прогулку влюбленных под улыбающейся полной луной?

А почему никто не вспомнит, или не подумает, что, в сущности, одно и тоже, про того, кто в тот самый миг, пока один идет с любимой по дорожке, украшенной лунным светом, другой в это время мучается и сгорает, от того пламени, что не утишает лунный свет, но напротив, что разгорается сильнее и сильнее, чем больше вокруг говорит ему о любви, о той любви, в которой он одинок? Никто и не вспомнит о боли, что испытывает тот, кто ни с кем не разделил груз своей любви… К чему вспоминать об этом, думать, говорить, если мы творим иллюзию, что если ты любишь, то ты счастлив, будто некая высшая сила прикроет тебя от всех невзгод, ради того, чтобы ты мог насладиться любовью… Тогда как сама любовь скорее ослепит тебя, дабы ты не видел ничего вокруг, лишь всепоглощающую охватившую самую твою суть любовь…

Ты скажешь, что это не любовь, та, что не разделена? Но не ты ли сам пылал от такой любви?

Любовь, истинная настоящая любовь очень часто мука и страдание. Люди теряют себя в этом чувстве, погружаются в него, преображаются… А некоторые преображают мир вокруг себя, словом или делом, свершая великие дела во имя своей любви, или же просто рассказывая о ней так, что те, чьи души не знали этого пламени, ощущают его жаркое касание…

Я видел множество таких людей, ведь ты же мог заметить, что я бессмертен и живу сквозь века, и много открыто моему взору… Такие люди всегда напоминали мне мотыльков, что сжигают свои крылья, подпитывая это вечное пламя, что преображаются охваченные им, чтобы после сгореть, оставив после себя лишь горстку пепла… А порою не оставив и её…

— Но, учитель, может же быть и другая любовь, та, что не сжигает, но согревает…

— Что?! Почему ты говоришь так? Как ты, тот, кто пытался бежать от самого себя, не в силах принять свою суть, может знать такие вещи…

— Быть может, когда я бежал от себя, я увидел что–то, что не видел ты…

— А, чтоже, ты шутишь, ученик мой… — усмехнулся темноглазый учитель — Чтож, ты можешь шутить, пока ты будешь учиться и постигать суть мирозданния… Со временем, ты поймешь, что ненависть чище и слаще… Она горда и чиста, и всегда шагает без оглядки и сожалений… Ты мой ученик, и я научу тебя ненавидеть! И я никогда не отступал, и принимал каждый брошенный мне вызов, и я не отступлю и теперь! Я развею заблуждения, и ты увидишь мою правду!..

— Твою правду? Как это понимать? Ты путаешь меня… Что есть твоя, а есть и какая то иная правда?

— Можно и так сказать… Я вижу, когда я сам преподаю тебе уроки, ты достигаешь куда больших результатов.

— А быть может, ты просто управляешь мною и лжешь мне, учитель? — пытливо спросил юноша, силясь угадать мысли своего собеседника.

— О, сомнения, сомнения — рассмеялся тот в ответ — Эти коварные враги, эти разрушители надежды, подчиняющие себе самую твердую волю, самый могучий ум… Бывает человек уже шагнул вперед, уже обрел решимость для величайшего свершения в своей жизни… Но вот коварный призрак сомнения вполз в его мысли, будто маленький подлый червячок… И все, уже нет будущего героя, подвиг остался несовершенным, свершению не нашлось места на страницах истории, и почему? Лишь потому, что маленькая тень сомнения коснулась мыслей…

— Я задал тебе вопрос, учитель — сурово произнес мучитель — Ответь мне на него! Я требую!

— А что ты сделаешь, если я не отвечу? — рассмеялся в ответ патлатый, оправив полы своего пальто.

Вместо ответа мучитель резко взмахнул рукой, на которой возникли длинные, тускло отблескивающие, острые когти, и с размаху вонзил её в живот своему собеседнику. Оскалив зубы, которые на глазах удлинялись и становились более острыми, он ждал, как его жертва согнется в агонии, истекая алой кровью…

Но его рука прошла сквозь тело его собеседника, как сквозь воздух, не встретив ни малейшего сопротивления….

А тот расхохотался, смотря, как его ученик пытается снова и снова поразить его, гвоздя когтями, и даже пытаясь вцепиться клыками ему в глотку, или в лицо. Но все было тщетно — все его атаки оканчивались так же, как и первая, то есть, ничем.

— Ну что ты будешь делать теперь? Ты бессилен ранить меня, ученик — и он протянул руку, резко схватив мучителя за горло железной хваткой.

Затем он легко оторвал его от земли, и, встав к краю крыши завода, поднял его в воздухе. Казалось, он собирается сейчас отпустить его, и бросить его вниз… Но он не бросал, лишь смотрел внимательно на то, как его ученик пытается освободиться.