Осколки недоброго века

– Рожественскому там, на месте, однозначно виднее, – спокойный Авелан успевал рыться в своих бумагах, – уже известно, что многим кораблям из состава первой Тихоокеанской предстоит долгий ремонт. Тем не менее Зиновий Петрович располагает достаточными силами, чтобы планировать диверсионные набеги к японским островам с целью купировать неприятельский военный и коммерческий судопоток. А также по возможности пресекать любые действия флота неприятеля – в основном миноносцев и бронепалубников, покуда Того и Камимура ремонтируют свои броненосные корабли в базах метрополии. Параллельно намечены рейдерские действия вспомогательных крейсеров большой автономности (четыре вымпела) на восточных трансокеанских коммуникация японцев. С приходом Небогатова, даже с оглядкой на более быстрый ввод японских кораблей первой линии в строй (пожалуй, за исключением «Асахи»), нами достигается бесспорное превосходство.

Собственно, Зиновий Петрович, планируя свои операции вдали от базы, лишь испрашивал в телеграммах, «каковы политические настроения», оглядываясь на угрозу Вэйхайвэя. Ответа я ему пока не давал, дожидаясь вашего возвращения. И до недавнего всё было даже не так прозаично, как ныне.

– Прозаично? Почему же?

– Так как же? – даже удивился Фёдор Карлович. – Договор с британцами вы, ваше величество, привезли. Всё обстоятельно укладывается в приоритеты. Лондон показал своим японским союзникам: «помогаем, как можем», но на прямое вмешательство, в нарушение международных норм, англичане идти не намерены. А «Свифтшур» и «Трайемф» куда как лучше, чем всё то британское, что базируется на китайской стоянке в ста милях от Порт-Артура. Теперь у Зиновия Петровича руки развязаны, и одними набегами он не ограничится. Полагаю, он предпримет полноценный эскадренный рейд или ещё какую-нибудь упредительную операцию, ставя себе целью, до усиления японского флота двумя броненосцами, добиться окончательного преимущества на море.

– Не дожидаясь прихода Небогатова и прочего, – поспешил подвести сконфуженный Романов, – вот мы и подобрались к вопросам первостепенной важности для нашего «Адмирала Арктики».

База флота

С возвращением 1-й Тихоокеанской в Порт-Артуре сосредоточились армады железа. «Ковш»[51] был забит судами: остывали топками израненные и не очень броненосцы, деловито шкворчали шныряющие по акватории буксиры и паровые катера. По одному, по двое пристраивались к грузовым причалам миноносные маломерки, чтобы, пополнив припасы, вскоре умчаться на патрульную службу и дозоры.

«Рион» и «Маньчжурия», насытившись в угольные горловины, с ушедшими под воду грузовыми марками медленно выдвигались на внешний рейд, на палубах выстроились команды – вспомогательные крейсера уходили в рейд. На их место у пирсов уже встали «Лена» и приведённый ею «австриец»-межконтинентал с грузом экзотических продуктов из Южной Америки. Началась разгрузка продовольствия.

У стенки уж который день, крепко принайтовленный стальными тросами от носа до кормы, «Ретвизан» планово перекрашивался в новый боевой камуфляж. Другой его борт оброс «бородой» кессона – заделывали полученную ещё до выхода в «витгефтовский» прорыв подводную пробоину. Рядом примостились «Севастополь» и просевшая на корму «Полтава», с ними предполагались такие же долгие и трудоёмкие работы.

Над судами склонялись стрелы кранов, кильблоков. Необычайно длинные стропила, удерживаемые натянутыми канатами растяжек, нависали не только с берега, но с прибившихся барж. Можно было наблюдать, как одна из таких напряжённых конструкций выдернула из «Победы» исковерканное шестидюймовое орудие. Подбито кренясь, сумеречной красотой боевого ветерана замер в ожидании своей очереди «Цесаревич». К шипению стравливаемого пара, гудкам, стукам, громыханию по железу добавлялись колоритные специфические окрики типа «вира помалу, майна»!

Причалы по мере наполнялись и опустошались какими-то приспособами, домкратами, блоками полиспастов, канатами, брёвнами, железом[52].

Серые, чёрные робы матросов и портовых мастеровых – там… тут, снуя по палубам, надстройкам, переходя по перекинутым с дебаркадеров мосткам, создавали рабочее настроение, как и успевали перекурить, кучкуясь, небрежно привалясь к инвентарю или присев куда попало по месту.

При всей суете, при взгляде более придирчиво на порт-артурскую гавань, Рожественского не оставляло ощущение какой-то неторопливой размеренной возни – будто главное и самое страшное уж позади, теперь можно без спешки с основательностью наводить марафет.

Следовало бы прикрикнуть на командиров, старших судовых и портовых инженеров, стукнуть кулаком по столу. Но кричи не кричи, перегруженность и ограниченность портовых ремонтных мощностей накладывали свой темп и ритм проводимых работ.

«Местные тут уже собаку съели, – скорей искал оправданий этой монотонности адмирал, – имеют лучшее представление, как, что и в каком порядке делать».

Прекрасно видел, понимал, да и «портовые указатели»[53] докладывали, что при имеющихся запасах Артура и без того нескорый ввод в строй эскадры будет лишь частичным.