Теперь боялся не бандитов с пушками, хотя кого я обманываю, они заставляли мою голову при каждой возможности поворачиваться назад, вверх, по бокам, теперь я боялся неизвестности, медленно наблюдающей, терпеливо ждущей на каждом метре пути. Чего ждать от этой "пробежки", непонятно. Нам приходилось оббегать деревья, низкие кустарники, мешающиеся под босыми ногами, но это всё такая ерунда по сравнению с тем, что ждало нас впереди.
Мы уже пробежали метров сто, ребята держались бодро, никто из них ещё не думал уставать. Я также усталости не чувствовал, но стопы начали ощущать землю вместе с болью, каждая заноза отдавалась мне прямо в сердце. Мельком затронув взглядом, заметил окровавленные куски мяса вместо ног. Каждая ветка умудрялась впиваться в плоть, словно пиявка, благо инстинкт самосохранения не позволял мне останавливаться из-за такой мелочи.
Впереди я заметил странную вещь. Воздух будто раскалился, он вибрировал и отчётливо давал о себе знать. Сравнимо это только с очень жарким летом в бетонном городе, где горячий асфальт плавит атмосферу. Испытывать судьбу, особенно в такой ситуации, было бы глупо, я просто повернул в сторону и оббежал сие странное место, что там могло быть, какая дрянь или ловушка знает только всевидящий. Я посмотрел в бок, в надежде, что моему примеру последовали сзади бегущие. На моих глазах творец нарисовал страшную картину.
Ворон, бегущий параллельно со мной, ни с того, ни с сего остановился и схватился за горло. Падая на пол, он как будто задыхался, хотя ещё секунд пять назад он бежал, даже не дыша ртом. Я попытался свернуть, подбегая к бедняге, но пуля просвистела рядом с ногами, после чего попала в землю, наверное, это меня спасло. Подобраться близко к умирающему человеку было уже просто нельзя, меня просматривали снайперы. Вдобавок ко всему, из-под земли неожиданно вырвались мощнейшие языки пламени, окружая несчастного. Словно мухоловка закрывала пасть, поглощая попавшую в ловушку жертву, только приманки не было — сам забежал. Каждый такой огонёк мог, наверное, испепелить человека на месте. Я побоялся подходить ещё ближе, так как сам мог оказаться на месте бедолаги, попавшего в смертоносный капкан.
Ворон поднял голову и вместо лица я узрел нечто ужасное. Его глаза будто испарились, их просто не было. Вместо последних — два чёрных отверстия, говорящие о боли человека. Нос, буквально, на моих глазах обуглился, почти сразу отвалившись, превращаясь в полёте в пепел, он, в свою очередь, развеялся ветром, не долетая до раскалённой земли, тоже самое произошло с ушами. Губ не было, вместо таковых я увидел его челюсть с чернеющими зубами. От рук и ног остались одни чёрные обугленные куски. Одежда быстро догорала. Ведь были же случаи самосожжения в истории, так вот этот момент напоминал мне её, так как он всё ещё жил, пытался дышать. И это самое ужасное — чувствовать такую боль. Добивающим моего бывшего сокамерника стало следующее: его шея рассыпалась в пепел, а голова покатилась в обратном от меня направлении и через мгновение рассыпалась в прах, как трухлявая доска в тысячеградусной температуре. Всё это произошло настолько быстро, но в то же время так мучительно и жестоко. Страх, наращивая обороты, охватил всё моё тело и разум, ноги то и дело подкашивались на каждом повороте. Я бил себя руками по лицу, говорил себе, что всё увиденное это бред, дурацкий фокус какого-нибудь больного иллюзиониста, в конце концов, но бредом, увы, было лишь то, что я бубнил себе под нос.
Нас осталось уже четверо, препятствий впереди я не видел, но буквально на ровном месте ещё одна «Птица» получила удар от судьбы в спину. Старый ржавый капкан, такие ставят на медведей или любого другого крупного зверя, но таковых сейчас не делают, этот был советского производства. Крик Скворца был слышен повсюду, разжать капкан уже не хватало сил, а подбежать к нему казалось сложной задачей. Сорока обернулся на крик, позвал Сокола. Не знаю, как, но они вернулись назад, добежали до раненой «птицы». Вместе они вытащили ногу из коварной ловушки, но бегун из Скворца стал плохой. Бандиты отвлеклись от своих дел. Тут же засвистели пули, первая угодила в дерево, у которого хромал Скворец, вторая в ногу и без того раненого человека.
- Беги, Сокол! Беги! Я его не оставлю. — Сорока продолжал тащить на себе товарища.
- Оставь, Сорока, расстреляют же! Беги, сказал! — Прокричал Скворец.
Оба побежали под сопровождение косых выстрелов мародеров.