– Не совсем, – покачал головой Олег. – Если есть налог на безопасность, значит, это уже не рэкет. Они платят, мы честно защищаем и прибавку к зарплате имеем. Ладно, не о том разговор. Короче, наехали они на одного предпринимателя, тот достал обрез и завалил братка – у нас это законно. Бандюганы в ответ пристрелили барыгу – это уже незаконно. Мы прихлопнули их. Один выжил, получил десятку исправительных работ в шахте.
– Могу я с ним поговорить?
– Можешь, если он захочет. Калечить его не смей, приговор есть, обязаны сдать конвойным, пусть работает на благо города.
– Давай так, я задаю вопросы и делаю с ним, что хочу, даже могу на куски порезать, а к концу разговора ты получишь живой неповреждённый продукт?
– Не понял? – замотал головой Олег. – Это как?
– Увидишь, – усмехнулся Бур. – Но я даю слово, он будет живым и здоровым. Каким возьму, таким и сдам.
– По рукам, но если что, всё на тебе, сам признаешься во всём, и вину на себя возьмёшь.
– Договорились, веди.
Олег решительно поднялся, пройдя через казарму и сообщив заместителю, где его искать, если что, вышел в коридор, где на табуретке сидела Инга.
– Её с собой возьмешь? – спросил капитан.
Всеволод кивнул.
– Она – залог его целостности, если придётся уговаривать.
– Хорошо, – согласился Прыгун. – Но если что, ты обещал – вы сами виноваты.
– Не боись, – хлопнул приятеля по плечу Бураков, – она у меня волшебница.
Пришлось спуститься в подвал, где за столом скучал одинокий охранник.
– Погуляй, и дай ключ от третьей камеры, – приказал Олег. – Никому ни слова.
Охранник понятливо закивал.
– Но если что, вы приказали.
– Мой приказ – моя ответственность, – согласно кивнул Земсков.
Боец исчез, сунув капитану ключ от камеры.
– Двигай, Сева, – передавая ключ, разрешил капитан. – И не перестарайся, у нас тут всё-таки законница правит.
Бураков кивнул и, выложив пистолет на стол, направился к камере. Инга спокойно пошла следом.
Олег, проводив Всеволода взглядом, уселся на место охранника и прислушался. Камера была далековато, и он слышал только голоса, но разобрать, что говорят, не мог, а подслушивать не хотелось.
Бур вошёл в узкую бетонную каморку: серые стены в шубе, лампочка на двухметровой высоте, забранная в прочный плафон, койка, привинченная к стене, унитаз и умывальник. Крепкий невысокий парень с коротким ёршиком отрастающих волос поднялся навстречу.
– Опа, это что за бикса? Новая традиция – шлюха на последок? – нагло, с радостью в голосе, поинтересовался он.
Всеволод ухмыльнулся и, сократив дистанцию, с силой ударил ладонями по ушам. Бычок взвыл и рухнул на пол, сжав голову руками. Инга не вмешивалась, она заперла дверь и встала у стены.
– Ты что творишь, падла? – зашипел он.
– Слышишь меня? – спокойно поинтересовался Бур, присев на шконку и склонившись к братку.
– Чё надо?
– Значит, слышишь. Итак, я спрашиваю – ты отвечаешь – тебе не больно. Я спрашиваю – ты молчишь – тебе больно. Выбирай.
– Да пошёл ты, ментяра.
Удар сверху кулаком сломал «быку» нос.
– Пробуем ещё? – с ледком в голосе спросил Бур.
В принципе, он мог попросить Ингу, и через минуту этот кусок дерьма начал бы выкладывать всё добровольно под принуждением, но он не хотел, чтобы это делала Инга.
– Пошёл ты, – снова прохрипел неудачливый рэкетир.
Всеволод кивнул.
– Понимаю, воровская честь и всё такое, – после чего сломал кисть.
Бычок, так и не поднявшийся с пола, заорал. Надо сказать, он оказался крепким орешком. По какой причине он отказывался говорить, Бураков упорно не понимал. Прежде, чем тот согласился на контакт, у него были сломаны все пальцы, половина ребер, он харкал кровью из пробитого лёгкого.
– Твою мать, Бур, что же я теперь начальству-то скажу? – глядя на кусок мяса, ползающий по камере, обречённо спросил Земсков.
– Олег, я тебе слово дал?
Тот кивнул, но очень неуверенно.
– Я его сдержу. А нет, отправлюсь вместо него на рудники. Иди, он вроде созрел на разговор.
Земсков покосился на Ингу, которая за то время, что Бур превращал братка в отбивную, даже не пошевелилась, и ушёл.
– Готов говорить? – спросил Бур, потирая разбитые костяшки. – Если нет, я отрежу тебе яйца и заставлю их сожрать, – он потянулся к ножу, который был закреплён рукоятью вниз на подвесной.
– Что тебе нужно? – харкая кровью и с ужасом глядя на Всеволода, прохрипел пленник.
– Давно бы так, – усмехнулся Бураков. – Чего ломался? Ведь даже не знаешь, о чём я спросить хотел. После определённого воздействия все начинают говорить, если не умирают от болевого шока. А теперь вопрос – расскажи мне про иерархию города Реутов. Как устроена бандитская вольница нового мира, и самое главное, – он достал смартфон, который использовал, как видеокамеру и хранилище фотографий, и показал быку фото Кати, – видел её когда-нибудь?
Через сорок минут исповедь Ивана Александровича Собакина, с погремухой Пёс, одна тысяча девятьсот девяносто шестого года рождения, была окончена. Бур получил всё, что хотел, и сделал Инге знак. Та с небольшой брезгливостью приблизилась к «пострадавшему», тот в ужасе попытался отползти, но почти сразу же упёрся спиной в стену.