Читаем Осколки межпланетных катастроф полностью

Далее идет столь призрачное явление, что мы не хотим, чтобы нас сочли предлагающими подобные данные это всего лишь иллюстрация того, что я понимаю под символами, подобными чашам или следам, которые, коль скоро напоминают следы коров или лошадей, выглядят негативами, или вывернутыми наизнанку чашами — символами, которые постоянно принимают где-то на этой Земле — я думаю, на крутом, коническом холме, но которые часто оказываются не там, куда посланы — несомненно, к недоумению тех, кто однажды утром обнаруживает их на гладких до того поверхностях.

Древняя летопись — хуже того, древнекитайская летопись — о дворцовом дворе — обитатели дворца однажды проснулись утром и увидели, что весь двор изрыт отпечатками бычьих копыт, и решили, что их оставил дьявол. («Notes and Queries», 9-6-225).

<p>16</p>

Ангелы.

Толпы и толпы ангелов.

Существа подобные тучам душ, или плотному порыву духовности, или исходящей душе, которую так часто рисовал Доре.

Возможно, Млечный Путь состоит из твердых, застывших, окончательно статичных, абсолютных ангелов. Мы увидим данные о маленьких Млечных Путях, которые быстро перемещаются: или данные о воинствах ангелов не абсолютных, все еще динамичных. Я думаю, неподвижные звезды — это абсолюты. Их мерцание — лишь следствие их проявления в промежуточном состоянии. Я думаю, что вскоре после смерти Леверье была обнаружена новая неподвижная звезда — что если доктор Грэйвс держался за свою историю с тысячами рыб в одном ведре, писал о ней, читал о ней лекции, вещал на перекрестках, убеждая мир, что, правдоподобное или нет, его объяснение — единственное истинное объяснение: думал бы о ней засыпая и просыпаясь — после его кончины — в «Monthly Notices» объявляют о «новой звезде».

Я думаю, что Млечные Пути низшего, или динамического порядка, часто наблюдаются астрономами. Конечно, возможно, рассматриваемые нами феномены — вовсе не ангелы. Мы просто шарим на ощупь, пытаясь нащупать что-нибудь приемлемое. Некоторые из наших данных указывают на полчища округлых и благовидных туристов в межпланетном пространстве, а также и о длинных, тощих, голодных.

Я думаю, в межпланетном пространстве имеются суперТамерланы во главе полчищ космических кочевников, которые являлись сюда и уничтожали цивилизации прошлого, оставляя от них одни кости, храмы и монументы, по которым позднейшие историки создавали исторические системы. Но если нечто получило на нас законные права и может отстоять свою собственность — их отогнали прочь. Таков обычай всех эксплуататоров. Я бы сказал, что мы теперь одомашнены: что мы это сознаем, но имеем нахальство приписывать это своим благородным и высшим инстинктам.

Против этих предположений — то же ощущение окончательности, которое противостоит всякому движению вперед. Вот почему мы расцениваем допущение выше, чем веру. Нам противостоит вера в то, что относительно межпланетных феноменов практически все уже открыто. Чувство завершенности и иллюзия однородности. Но то, что называется передовой наукой, есть насилие над ощущением неполноты.

Капля воды. Когда-то вода считалась настолько однородной, что ее относили к элементам. Микроскоп — мало того, что в предполагаемом элементе открылось бесконечное разнообразие, но еще и протоплазматическая жизнь, совершенно новый класс живых существ.

Или 1491 год — европейцы устремляют взгляды на запад, за океан — в уверенности, что ровный западный горизонт непрерывен, что бог регулярности не допустит, чтобы эта ровная линия была разбита побережьями или зазубринами островов — географической проказой.

Но берега, острова, индейцы и бизоны на кажущемся пустым западе: озера, горы, реки…

Кто-то смотрит на небо: относительная однородность независимой неизвестности; он представляет всего несколько видов феноменов. Но я вынужден допустить, что небесное существование гораздо разнообразнее: там существуют вещи, столь же отличные от планет, комет и метеоров, как индейцы отличаются от бизонов и ягуаров: супергеография — или небография — огромных ровных пространств, но тут же и суперНиагары, и суперМиссисипи; и суперсоциология — кочевники, и туристы, и разбойники: охотники и жертвы; суперкупцы, суперпираты, суперевангелисты.

Чувство однородности, или наша позитивистская иллюзия неизвестного — и судьба всякого позитивизма.

Астрономия и академики.

Этика и абстракция.

Всеобщее стремление упорядочить и формализовать — стремление, которое можно осуществить только путем пренебрежения или отрицания.

Или всякий предмет отвергает и отрицает то, вторжение чего в конце концов его уничтожит…

До того дня, когда нечто не скажет бесконечности: вот твоя граница.

Последнее утверждение:

Есть только я.

В «Monthly Notices of the R. A. S.» (11–48) приводится письмо преподобного У. Рида:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное