Осколки

— На ресепшене. А если нет — у кулера вроде были пластмассовые стаканчики. Вспомним молодость. Ты ж, я надеюсь, пила вино из одноразовой посуды в студенчестве?

— Нет, — очень серьёзно заметила Агата. — Вином то гадкое пойло назвать было сложно.

— Точно, — засмеялся Илья. А она улыбнулась, обнажая красивые белоснежные зубы. Ч-чёрт. Если у них всё срастётся, он будет самым счастливым сукиным сыном на планете. Да что там, он заново уверует. Ну, ведь должно же быть в его жизни хоть что-то хорошее? — Кстати, а ты как расплачивалась?

— За клубнику? Никак. Меня угостили.

Они переходили дорогу, по одной стороне которой располагался тот самый ресторан, а по другой, в ряд — палатка-магазинчик и их гостиница. Из палатки с ящиками гранатов в руках вышел то ли продавец, то ли грузчик. Агата улыбнулась ему и смущённо взмахнула рукой. Ах, так вот кто, оказывается, её клубникой снабжал!

— Ты заметил, какие здесь хорошие люди? И дядечка этот, и официант…

— На контрасте с нашим людом кто угодно покажется хорошим.

— Неправда! У нас тоже много хороших... Неравнодушных, умных. Просто их за другими не видно. Теми, кто глотку дерёт. И от того, что эти ребята не затыкаются ни на минуту, кажется, что их таких много. А между тем это совершенно не так.

— Почему же неравнодушные тогда им не ответят? — несколько рассеянно переспросил Илья, которому сейчас было не до философии.

— Потому что правда на их стороне. Одно и то же нужно повторять только тем, кто сам не верит в то, что транслирует. Возьмём, к примеру, благотворительность…

— А что с ней?

— Есть же устоявшееся мнение, что говорить о своей помощи кому бы то ни было неприлично?

— Угу, — кивнул Илья, открывая перед Агатой дверь в гостинцу и, как истинный джентльмен, пропуская её вперед. А она, как истинная леди, восприняла это как должное. Даже взглядом не зацепилась, будто привыкла, что ей всегда открывают двери. Обычно девицы, с которыми он общался, приходили от такого в восторг!

— А кто это мнение сформировал? Люди, которые в благотворительности никогда замечены не были. А для чего они это сделали? Исключительно для того, чтобы на фоне благотворителей не выглядеть плохо. Так что я всем нашим спонсорам говорю — рассказывайте о том, что делаете. Не стесняйтесь. Только так люди поймут, насколько это важно. И может даже последуют примеру. Особенно если его подаёт какая-нибудь публичная личность. Ещё лучше — звезда.

— Вашим спонсорам? — переспросил Стужин.

— Ну да. Я в благотворительном фонде работаю.

— Серьёзно? — удивился он.

— Вот только не надо смотреть на меня так, будто я сейчас замироточу. Это не делает меня святой.

— Ты даже не представляешь, как меня это радует, — прошептал Илья Агате на ухо, чуть приобняв её и прижав к боку. Агата засмеялась. Ткнула его острым локотком между ребер.

— Можешь не стараться. На меня твои уловки не действуют.

— Да какие уж тут уловки?

— Такие. А здесь и впрямь красиво… — резко перевела тему Агата, разглядывая свисающие с веток платана гирлянды.

— А я что говорил? Присаживайся.

— Нет, погоди, я схожу клубнику помою.

— Лады. Я тогда вино разолью.

Пока Агата занималась мытьём клубники, Стужин выпросил на ресепшене бокалы и даже свечу. Ему нравилось, как он себя чувствует. В этом городе. С этой девушкой. Как будто он снова свободен. Как будто так будет всегда. Как будто не вернётся та жизнь, в которой у него миллион проблем и ни одного шанса что-то спланировать. Он столько лет положил на то, чтобы жить, как мечталось, выстраивал эту самую жизнь по кирпичикам, собственным трудом — иногда по восемнадцать часов в день, собственным интеллектом. И что теперь? Ничего. Ничего… Всё перечеркнули. Уехать бы. Но с больным ребёнком куда ты уедешь? Впрочем, чего это он? Не с больным. С особенным. Да… Что ещё хуже в их конкретном случае.

— Ух ты. Прямо всё, как по методичке! – прокомментировала появление свечи на столе Агата.

— Слушай, а ты всегда такая язвительная?

— Обычно нет, — отрапортовала Агата, всерьез задумавшись. — Ты пробудил во мне худшие качества. Это ответная реакция на твое хамство.

— Какая-то ты злопамятная. И вообще это было в другой стране. А то, что было в другой стране, на эту страну не распространяется.

— И что это значит?

— То, что тебе нужно быть со мной поласковее.

— С какой радости?

— Я раздобыл вино и скрашиваю твой досуг, — назидательным тоном промолвил Стужин.

— Это правда. Спасибо, — улыбнулась Агата. — Но спать я с тобой не буду. — Она пригубила вино. — М-м-м, вкусно.

— Я сам удивился. Это местные разливают из местного же винограда. Очень хорошее. А что там насчёт «спать»?

— Говорю, что не буду с тобой спать.

— Так это и так понятно, обижаешь! Уснуть я тебе не дам, даже не мечтай.

— Мечтаешь ты, — захохотала Агата. — Свою позицию я обозначила, теперь болтай, что хочешь. Это меня веселит.

— А мне, знаешь ли, невесело. Такая девушка — и облом.

— Ничего. Душ в помощь. Тем более что он по умолчанию холодный.

— Язва. Я, кстати, сколько ни спускал, горячей воды не дождался, — пожаловался Илья, задирая лицо к платановой кроне. Агата молчала. — А ты?