Осколки

Ник сердито сверлит взглядом дырку в лобовом стекле, а я отворачиваюсь к окну, прислонившись к нему лбом. Земля, словно зелёное покрывало, пролетает мимо. За спиной остаётся дорожный знак въезда в город, и Артур сбавляет скорость.

Я открываю боковой карман сумки и, вытащив оттуда несколько смятых чеков, обнаруживаю на дне телефон. Первое имя, которое бросается в глаза — «Отец». Я открываю сообщения, но не нахожу ничего важного, кроме стандартных фраз вроде тех, что я в порядке. Более того, начинаю гадать, какие между нами вообще были отношения? Ладили ли мы? Были ли близки? Судя по тому, что мы пишем друг другу лишь пару раз в год — не похоже.

Я пытаюсь найти контакт мамы, но в записной книжке такого имени не существует. Значит, у меня лишь отец. Где он сейчас? Беспокоится ли обо мне? Может, стоит ему позвонить? А если выдам себя?

Пока я обдумываю, что лучше предпринять, взгляд останавливается на строке с надписью «Любимый. Тот, что под дождем», и я медленно просматриваю сообщения, начиная читать снизу вверх. Большинство ничего не значат, мы договариваемся о встрече или просто желаем друг другу спокойной ночи. Но одно сразу же привлекает внимание.

«Нас опять заперли в лаборатории, я должен писать дневник, но сижу и мечтаю о тебе. Почему я мечтаю о тебе почти все время? Это нормально вообще?».

Лаборатория?

Может, мы часть жуткого эксперимента? Бред! Такое бывает только в фильмах.

Прокручиваю текст дальше.

«Ви, я так соскучился, что хочу поцеловать каждую твою веснушку. Кажется, я фетишист».

Поворачиваю голову, исподтишка разглядывая Шона. Мы сидим близко, наши колени соприкасаются, но он не отодвигается и, похоже, не возражает против этого. Жаль, я не могу вспомнить наш первый поцелуй. Интересно, было ли между нами что-то большее? Опускаю глаза к экрану и решаю отмотать сообщения к самому началу.

 «А знаешь, мне даже понравилось покидать твою комнату через окно. Я чувствовал себя героем того самого романа, о котором ты рассказывала.»

«Боже, Арт своим пением сводит меня с ума. Можно я к тебе перееду?»

«Сегодня полковник в отъезде. Жди. И если ты спрашиваешь про цвет, я выбираю черный»

Я читаю строки, захлебываясь словами и пытаясь сдержать улыбку, но уголки губ тянутся вверх, словно кто-то натягивает их, привязав тонкие ниточки. В моих чувствах к Шону пока пусто, но прочитанные слова касаются сердца, разжигая внутри нежный огонек симпатии. Я не знаю этого парня, но почему-то верю каждой строчке.

«Сегодня Джесс наорал на весь отряд. На самом деле парни ни при чем. Он в очередной раз угрожает снять меня с позиции командира (это уже забавно, правда?). Встретимся на нашем месте в десять?»

Значит, Шон является командиром отряда? Звучит логично. Такой строгий и суровый снаружи, тонко чувствующий внутри.

«Люблю тебя, веснушка! Уже скучаю!»

Мне нравится, как он делится со мной мыслями каждый вечер. Это как писать друг другу письма. С одной стороны, старомодно, но при этом так романтично.

«Засыпаю, сидя на совещании. Несмотря на то, что я не спал всю ночь, в чем, между прочим, ты виновата, я все равно заявлюсь сегодня снова. И да, то чёрное белье просто восхитительно!»

Значит, мы…

Я покрываюсь румянцем и кошусь на Шона, будто подглядываю за чужой жизнью, заполняя словами, сказанными другой девушке, гулкую пустоту. Заполняя себя чужой историей любви. Он поднимает на меня взгляд и… улыбается?

— Всё нормально? А то у тебя выражение лица… взволнованное, что ли?

— Да, в порядке, просто читала сообщения, — тараторю я в ответ. К лицу приливает жар, и я опускаю глаза, разглаживая несуществующие складки на своём пальто. — А то я ведь совсем тебя не знаю.

Шон протягивает руку, и я подаю свою в ответ. Этот жест такой простой, но мне он кажется настолько интимным, как первый поцелуй. Сердце бьется с бешеной силой, и когда я решаюсь поднять взгляд, меня перебивает уже хорошо знакомый раздраженный голос. Либо у меня паранойя, либо единственная причина его дурного настроения — я.

— Так и знал, что от тебя будут неприятности. — И прежде, чем я успеваю сделать хоть что-то, Ник оборачивается, выхватывает из моих рук телефон и, опустив стекло, выкидывает в окно.

— Эй! — обиженно восклицаю я, от неожиданности и распирающей злости надувая щёки. — Что ты сделал?! — Растерянность сменяется гневом, потому что я только что потеряла хоть тонкую, но все же связь со своей прошлой жизнью. — Там же могла быть важная информация, которая поможет понять, кто мы.

— Когда тебе прострелят твою глупую голову, поверь, эти знания тебе не понадобятся, — даже не повернувшись, отвечает Ник. — Откуда иначе взялись те «люди в чёрном» на вокзале? Они знали, что мы там.

Я вскидываю руки и отворачиваюсь. Это просто невозможно!

— Как можно понять, что делать дальше, если даже не знаешь, кто ты и почему за тобой гонятся?

Ник упирается в приборную панель ногой, оборачивается и окидывает меня с ног до головы стальным взглядом.

— А может, есть вещи, которые лучше не помнить?