Видимо, Хитров достал НКВД своими обращениями, и на него состряпали дело, надолго снимавшее вопрос об отпуске его «с
Всю свою третью «пятилетку» Хитров отработал бесконвойно, старшим или главным бухгалтером — первые два года в Сусуманской райбольнице, а третий — там же, в геолого-разведочном управлении. Заработок (примерно 750 рублей в месяц) рассчитывался в половину от оклада вольнонаемного, но на сравнительно нормальное питание этого хватало. Тем не менее в 1950 году Хитров тяжело болел — крупозным воспалением легких. От неправильной дозировки раствора хлористого кальция при уколе образовался некроз руки, долго не проходивший, но потом зажило.
С учетом всех зачетов за отличный труд пять лет «истекли» 12 сентября 1951 года, но необходимые бумаги из Магадана, понятное дело, задержались, и Хитрову пришлось еще раз зимовать на Колыме. Зиму он провел снова в Нексикане, устроившись по вольному найму в местное управление, где его хорошо знали и где жил его приятель, знакомый еще по институту.
Возможно, им был Борис Алексеевич Лозовой (6 августа 1915 года, Махачкала — 3 февраля 1976 года, Москва). Он учился в том же институте, что и Хитров, но на 2-м курсе литературного факультета. Как видно из его следственного дела[389], Лозовому шили участие в «боевой террористической группе» (или, в другом месте, в «эсеровской повстанческо-террористической группе»), готовившей теракт против руководителей партии и правительства. Какой именно? Выстрел из револьвера по Мавзолею на демонстрации 7 ноября 1937 года, осуществить каковой замысел помешал только свет прожекторов (это на дневной демонстрации!). В группу его завербовал ее руководитель — Б. Л. Розенфельд. Были у Лозового и отягчающие обстоятельства: арестованный (10 сентября 1937 года) отец да еще брат Юрий — строитель по профессии и эмигрант (стало быть, белоэмигрант).
В 1955 году Лозового реабилитировали, он со временем стал кандидатом педагогических наук, редактором издательства «Молодая гвардия» и действующим литератором — автором книг «Комсомольская поэзия» (1969), «Золотая Колыма» (1972), «Верность» (1974), «Азимут» (1981) и др.
С Лозовым и еще одним «колымским» другом — Цховребовым (о нем, кроме фамилии, ничего не известно) — Хитров иногда встречался, и тогда они, все трое, уединялись и предавались воспоминаниям.
После Колымы
Вернувшись из своей 15-летней «отлучки», Хитров некоторое время работал счетоводом и бухгалтером. Одновременно он восстановился на физико-математическом факультете Московского областного педагогического института. Доучившись и закончив институт с отличием, он был принят на работу во Фряновскую вечернюю школу рабочей молодежи. Лидер по характеру, он тем не менее был очень удивлен, когда в 1966 году его вызвали в Щелковское РОНО и предложили стать директором этой школы: в этой должности он проработал — и очень успешно — 15 лет.
Педагогами, впрочем, были и его близкие: сестра, Мария Евгеньевна, работала завучем Фряновской общеобразовательной школы, а жена, Мария Андреевна (1923–2005), учителем русского и литературы там же. Пока Хитров изучал Колыму, и его братья, и его будущая жена воевали: жена — в составе 38-й армии 1-го Украинского, позже 4-го Украинского фронтов она сражалась на Украине, на Курской дуге, освобождала Польшу и Чехословакию. У них родились двое детей: сын Александр и дочь Наталья. Сам К. Е. Хитров умер 12 июня 1983 года.
Человек он был твердый — в самых разных отношениях: волевой, резкий в оценках (настаивал на них), резкий в движениях, но в то же время парадоксально мягкий — доброжелательный и интеллигентный — в живом общении. Дочь усматривала в его характере черты борца и революционера: был очень самостоятельным, его не смущала ситуация, когда все смотрят в одну сторону, а он в другую.
Старожилы-учителя, вспоминая Хитрова, отмечали и его скрытность: интересный собеседник и интеллигентный человек, о себе он говорил редко, не любил фотографироваться и даже на общих школьных фотографиях отворачивался. Однажды с глазу на глаз учительница химии спросила его: