Осиновый крест урядника Жигина

Было уже совсем светло. Прииск просыпался, наполнялся звуками: где-то лаяли собаки, слышались людские голоса, из кузницы долетали гулкие удары молота по наковальне. Жигин постоял, прислушиваясь, огляделся. Увидел узкую, почти заметенную тропинку, которая огибала палисадник и уходила в огород, на задах которого, действительно, стоял старый сарай, накрытый большущей шапкой снега. Жигин не поленился, прошел до сарая — ничьих следов там не маячило. Значит, и ловушки никакой не было. Выходит, не обманула Катерина и без всякого тайного умысла предупредила об опасности?

Выходит, так.

«Ладно, пойдем в другом месте полюбопытствуем, а сюда еще успеем вернуться, — Жигин выбрался с тропинки на дорогу и пошагал к конторе прииска, досадуя, что слишком все непонятно закручивается. — Ничего, помолясь, раскрутим…»

Он надеялся и ни минуты не сомневался в том, что своего обязательно добьется, иначе… Иначе как ему дальше без Василисы жить?

18

Первым, кого он встретил, подходя к конторе прииска, был Земляницын. Тот сдвинул на затылок лохматую казенную шапку, протянул крепкую руку, чтобы поздороваться, и удивился:

— А ты чего в такую рань поднялся? Неужели Катерина не приласкала? Баба она одинокая, а ты кавалер видный…

— Приласкала, приласкала, — отозвался Жигин, — добрая баба, жалостливая… Если бы не пожалела, я и не знаю, что бы со мной случилось…

Земляницын сразу насторожился, шапку опустил на лоб, и глаза у него прищурились — будто матерый зверь, почуявший опасность. Но спрашивать ни о чем не спрашивая, выжидая, что сообщит ему урядник. Жигин таиться не стал, да и не мастер он был вести вокруг да около витиеватые разговоры:

— Какие-то люди приезжали ночью, думаю, человек пять-шесть их было, посчитать не получилось… Приезжали по мою душу… Катерина предупредила, пришлось в потайном месте отсиживаться… Вот по этой причине и поднялся раным-ранешенько… Теперь пошли, Земляницын, разговоры разговаривать, не на улице же нам стоять…

— Пошли, — кивнул Земляницын и первым, не оборачиваясь, направился к конторе прииска. Ходил он, чуть наклонившись вперед, опустив голову, и шаг у него был тяжелый, будто он давил землю большими, крепкими ногами.

«Такой, пожалуй, и затоптать может, — невольно подумал Жигин, шагая вслед за ним, — остерегаться надо…»

Странное чувство испытывал в последние дни урядник: едва ли не от каждого встреченного им человека ожидал он подвоха, опасности и все чудилось ему, что за спиной кто-то стоит, и он едва сдерживал себя, чтобы не оглядываться.

С этим настороженным чувством он и вошел в маленькую комнату в конторе прииска, где Земляницын, не раздеваясь, сел на стул с резной спинкой и показал рукой Жигину на другой такой же стул, приглашая и его присесть. Жигин сел, поставил между ног шашку, словно собирался при первой опасности выдернуть ее из ножен. Земляницын усмехнулся:

— Ты, никак, воевать со мной собрался, Илья Григорьич?

— Да не хотелось бы воевать-то, — ответил уклончиво. — Лучше бы миром обойтись. Миром всегда лучше… Ты сам-то как думаешь?

— Миром, конечно, лучше, да только не всегда получается… Иной раз и рад бы не воевать, а в лоб тебе прилетело… Как не ответить?

— Говорим мы с тобой, Земляницын, будто два ужа ползаем, извиваемся, и ног не отыскать. Давай напрямки — знаешь, какие люди ночью к Катерине приходили? И зачем я им понадобился? Они ведь за мной приходили! И почему грозились Катерине, что, если она слово скажет, худо ей будет? Когда они узнали, что я приехал и что у Катерины остановился? Я ведь ни с кем вчера не разговаривал, кроме как с Савочкиным и с тобой… Что скажешь?

— Погоди, не понужай, все скажу… Ты, главное, сделай вид, что ничего мне не рассказывал про ночных гостей. Как будто не доверяешься мне. Ты ведь и взаправду не доверяешься… Так?

Жигин промолчал. Слушал Земляницына, чуть наклонив голову и не глядя тому в лицо; смотрел на его крупные руки с растопыренными пальцами, лежавшие на коленях — не руки, а здоровенные грабли, если ухватит ими за глотку — не вырвешься. Не верил он Земляницыну, ни одному слову не верил. А тот, словно читая его мысли, продолжал:

— Ты ведь как думаешь? Думаешь, если мне Парфенов деньги платит, значит, я любое темное дело здесь покрою, если он прикажет. Да только не приказывал он мне темные дела покрывать, ни единого разу не приказывал, одного требует — чтобы порядок был… — Земляницын внезапно прервался, прислушался и заговорил громче: — Давай-ка, Илья Григорьевич, делом займемся, пойдем с твоего беглого допрос снимать, да казенную бумагу писать по начальству. Он уж, наверное, заскучал, твой каторжный. А после баню истопим и попаримся всласть. Давно не парился — аж кости чешутся, веничка просят!

Последние слова Земляницын договаривал, уже поднявшись со стула и направляясь к дверям. На ходу махнул рукой, давая Жигину знак — ступай за мной.

Жигин, ничего не понимая, удивленный до крайности, тоже поднялся и пошел следом.