Ошибочка вышла

Мне страшно, безусловно, но я достаточно долго к этому шла, с улыбкой развернулась на пятках, только координация подвела. Шампанское, темнота, узкое платье… полетело моё тело прямиком в Лёху, и он успел поймать за секунду до неловкого падения. 

Перед глазами жутко плыло, я не очень-то опытная алкоголичка. Сейчас бы кофейку, а не вот это вот всё, но мысль о трезвости улетучилась, стоило снова вдохнуть запах геля для душа и пены для бритья. 

Вуаля!

Я снова с “Орландо”. 

Лёха-то не такой уж и тощий румяный лох, каким я его всегда считала… 

Мы не особенно часто обнимались, я вообще без толстенного свитера его не видела, но на ощупь он очень приятный.

Кожа гладкая, натянута как барабан. 

Не зря этот тип таскает тяжеленный ноут и по десятку книг за раз. 

Так вот они какие… додики в сотне одёжек, а я-то боялась, что рассмеюсь, когда буду раздевать, но повторим нашу мантру: темнота друг молодёжи!

“Орландо” крепко держал меня и рук со спины не убирал, а я невольно начала его трогать, мне правда интересно, как это… парень на ощупь. Мы же сюда для этого пришли, так что имею право! 

Темнота просто кромешная, свет в ванной Лёха выключил перед тем как выйти, шторы задвинула я, самолично, пока бродила со скуки по комнате и напивалась шампанским.

— Ты долго будешь ждать? — спросила очень тихо и сама испугалась собственной смелости. — А то я так состарюсь...

Шёпот тише шуршания одежды. Тише шума города за окном. 

Но мой личный Орландо Блум всё будто понял, и его руки, странно решительные, потянулись к замку на моём платье. “Собачка” побежала вниз, спины коснулся прохладный воздух. Палец Лёхи проскользил от шеи к пояснице, точно собирался вдавить косточки поглубже… или прижать к себе поближе?

Повинуясь, я изогнулась и отметила, что прижиматься телом к телу — круто. Это какой-то новый вид тактильных ощущений, даже не знаю, с чем сравнить… Разве что к ощущению, когда в первый раз после долгой зимы входишь в прохладную реку. 

С Лёхи упало полотенце.

С меня спали сомнения. 

Почему-то до этого момента казалось, что всё… несерьёзно, что вот мы такие пообжимаемся, а потом Лёха сморозит глупость или дёрнет за волосы, или окажется слюнявым, или от его тела будет нести чем-то неприятным, или он чеснока наестся перед нашим рандеву. 

Но Лёха… ох, Лёха… решительно схватил меня за подбородок, так что я не успела даже вглядеться в его лицо, крепко поцеловал, и я мигом забыла о всех “но”, что только что напридумывала.

Он божественно целуется. 

Это, без шуток, мой третий поцелуй за всю жизнь, и определённо “до” было совсем не очень. 

И откуда в моём милом, нескладном Лёхе столько пыла?

Платье будто само упало к ногам, без нашего участия, и я задрожала от ужаса, потому что целая минута жизни выпала. Как так вышло? Только что была одета и вот уже в одном белье… или уже даже без белья?

На кровати? 

Ещё никогда Соня Обломова не была так близка к остановке сердца. Но, кажется, я это сделаю. Сейчас. С удивительно умелым для девственника Лёхой. 

Или это умение совращать девушек мужчинам выдают с первым подгузником? Ладно, потом… всё потом… 

***

Как говорит порой мой папочка: “Утро добрым не бывает!”

Мой визг нагло “выключили” плотно прижатой ко рту ладонью, а я только и могла, что в ужасе таращиться на мужика, лежащего рядом. 

Мужик мне незнаком… это никакой не Лёха… за окном утро… мы в постели.

В голове моей туманы, во рту сухо и гадко, тело ноет от макушки до пяток, щёки горят, а сердце сжимается от ужаса перед неизвестностью.

Интрига…

На меня хмуро, очень сурово смотрел мужик. Его волосы были чутко всклокочены, лицо заспанное, помятое. Возможно, при более романтичных обстоятельствах я стала бы оценивать внешний вид незнакомца, но в ту секунду могла только смотреть, дрожать и бояться.

— Отпущу, если не будешь орать, — прохрипел мужик, а я просто дважды моргнула. 

— Вы кто? Где Лёха? — от ужаса к горлу подкатила тошнота, потому что создавалось ощущение… что не было тут никакого Лёхи. И не было у меня никакой ночи с моим личным Орландо. 

Может, вообще ничего не было?

Не стесняясь полезла проверять, что там под одеялом. Увы и ах. Под одеялом я была в чём мать родила и щёки впервые в жизни залились настоящей краской стыда. 

Я всегда думала, что это только фигура речи, когда говорят, что щёки горят, но нет. Реально горят, до самых висков всё пытает. 

— Ох… Лёха… — собственный стон показался таким жалким, а я сама себе такой несчастной, что даже смотреть на моего “Орландо” не хотелось. Проклятущее шампанское, проклятущий Лёха! Проклятущая я со своими экспериментами! Жила без секса девятнадцать лет, чего теперь-то приспичило?