— Хороший бинокль,— сказал он, глядя на внушительное черное сооружение с фиолетово поблескивающими просветленными линзами.— Мечта детства, можно сказать,— вздохнул Бузыкин с таким надрывом, что трудно было усомниться в его искренности.— Многие годы мечтал плыть на корабле,— он обвел каюту взглядом,— смотреть в бинокль на берега, махать рукой девушкам, а они стоят на берегу и провожают тебя грустными глазами. А ты уже смотришь на колхозное стадо, на кирпичный заводик, на рыбаков… Обвалилась мечта, обрушилась. И только пыль на том месте, где стояло голубое сверкающее здание.
— Между прочим, бинокль числится среди похищенных вещей,— заметил Шестаков.— Как ты это объясняешь?
— Если числится,— рассудительно заметил Бузыкин,— значит, пропал. А скоро навигация… Эта старушка,— он похлопал по стенке каюты,— тихо заскользит по вечерней реке, и дорожка от красного солнца будет сверкать за кормой, и никто не остановится у перил с биноклем в руке, и девушки на берегу не помашут платками… Не будут они радостно смущаться под взглядом этих больших фиолетовых глаз.— Бузыкин смотрел в иллюминатор, и казалось, его совершенно не интересуют набившиеся в каюту люди.
— Откуда эти кольца? — спросил Шестаков.
— Кольца? — удивился Бузыкин.— Вон что вас волнует… Возьмите их себе. Подумаешь, кольца… Бинокля жалко! А можно было смотреть вперед и видеть далеко-далеко — первый бакен и второй… И встречную баржу я бы узнал задолго до того, как поравнялись бы бортами… Стоишь на носу, ветер треплет волосы, на тебе замызганные штаны, а плечи, грудь голые, залиты солнцем, зной струится по всему телу, и в руках у тебя эта глазастая штуковина, и ты смотришь вперед на тыщи километров…
Демин подошел к Бузыкину, сел рядом, подождал, пока тот замолчит.
— Невеселая история,— заметил он сочувствующе.— Но как знать, кое-что может вернуться…
— Да! — Бузыкин с интересом посмотрел Демину в глаза.— Нет, все опять становится мечтой, как и двадцать лет назад. Вот что обидно. Как и двадцать лет назад…
— Скажи, Бузыкин, а как получилось, что ты так наследил в универмаге? Отпечатки твоих пальцев на каждом шагу!
— Оплошал,— сказал Бузыкин.— Оплошал. Он говорит мне: какой смысл надевать перчатки, если весь универмаг захватан покупателями. Я был чуть выпивши… И поверил. Поверил.
— А сам-то он работал в перчатках,— заметил Демин.
— Да, я уж потом увидел. Спрашиваю — чего перчатки не снимаешь, если уж здесь все так захватано… А он говорит, что стекло, дескать, порезаться можно… И опять я ему поверил. Простоват.— Бузыкин виновато развел руками.— Сейчас все понимаю, а когда на деле — волнуюсь. В душе ведь я честный человек, может быть, вам это смешно покажется, но я очень хороший работник… Скажи, Михалыч, хороший я работник?
— Неплохой,— кивнул капитан.
— А ботиночки неплохие,— Демин показал взглядом на ноги Бузыкина.— Сколько отдал?
— Не помню, на руках брал…— Бузыкин спрятал ноги под лежак.
— Похоже, финские? — спросил Демин.
— Кто их знает:… Носились бы хорошо, а там пусть хоть мандриковские.
— В универмаге точно такие пропали,— сказал Шестаков.
— И что это доказывает, опровергает, кого в чем уличает?
— Остановись, Бузыкин,— Демин похлопал парня по массивной коленке.— Эти ботиночки продавцы припрятали. Не пустили в продажу. Нарушили закон. А накладные и прочая документация остались. Понимаешь?
— Что, и здесь влип? — обиженно спросил Бузыкин.
— Похоже на то, парень,— кивнул Демин.— Похоже на то.
— Вот непруха пошла! — искренне воскликнул Бузыкин.— Даже на чужих преступлениях летишь! Надо же, а я гвоздь в стену вбил, хороший гвоздь выбрал, все по каюте ходил, место подыскивал, где бы это, думаю, бинокль повесить? И почему, вы полагаете, я повесил именно здесь? О, расчет правильный… Плывет баржа мимо зеленых берегов, мимо золотых пляжей, на которых девушки загорают и руками машут, а ты, к примеру, у борта стоишь, и возникло в тебе желание с девушкой познакомиться… Протягиваешь руку в иллюминатор, снимаешь бинокль с гвоздя, а он новенький, кожей от футляра пахнет, на солнце синими искрами играет…
— А ведь в самом деле неплохо! — воскликнул Демин.— После твоих рассказов самому захотелось на этой посудине в плаванье пойти!
— Точно? — обрадовался Бузыкин.— Берите бинокль! Не жалко!
— Я бы взял, да вот товарищ не позволит,— Демин кивнул на Шестакова.— Он розыск ведет, понимаешь? Для него этот бинокль — вещдок, важное вещественное доказательство.
— Так осквернить вещь! — горько воскликнул Бузыкин.— Бинокль обозвать таким словом! Вещдок! Ужас!
— Скажи, Бузыкин, а как зовут приятеля, о котором ты рассказывал?
— Какого приятеля?
— Ну, который уговорил тебя без перчаток работать?
— А-а… Мне приятно, конечно, что вы прониклись моей мечтой заветной, но назвать его не могу. Он со мной поступил нехорошо, но это наше дело. А вот так запросто, взять да выложить… Нет. Совесть не позволяет.
— А в универмаг лезть позволяет совесть?! — гневно воскликнул Шестаков, нависнув над Бузыкиным небольшим своим телом.
— Позволяет,— кивнул Бузыкин.— Очень даже позволяет.