Ошибка в объекте

— Гудел! — с подъемом воскликнул пожарный. — Перегородки деревянные, сухие… Опоздай мы на десять минут…

— Никаких несуразностей не заметили?

— Это уже по вашей части, — усмехнулся пожарный.

Демин еще раз окинул взглядом обожженные стены, потолок, прогоревшие насквозь перегородки. Сквозь черные проемы окон уже просвечивался серый свет утра. Зябко передернув плечами, Демин вышел во двор.

— По какому случаю был праздник? — спросил он у женщины, стоявшей у ворот

— Ну как же… Собрались люди… Выпили. Может для того и собрались, — женщина несмело улыбнулась.

— Вы знаете этих… пострадавших?

— Старика знаю, хозяина. Кто еще… Мог быть кто угодно, у него всегда дым коромыслом.

— Очень гостеприимный?

— Да как вам сказать… Кто с бутылкой ни придет, он и рад.

— Кто еще в доме жил?

— Половину дома квартирантам сдавал. Дергачевым. Муж и жена. Развеселая пара, не зря к старику потянулись. Я здесь через дорогу живу. Все боялась, что огонь перекинется, но обошлось, — женщина придирчиво осмотрела пожарище.

И только тогда Демин обратил внимание на ворота. Их так и хотелось назвать купеческими. Сделанные из толстых, плотно подогнанных досок, укрепленных на громадных кованых петлях, они не позволяли с улицы заглянуть во двор, увидеть жизнь обитателей этого дома. Над воротами был сооружен двухскатный козырек. Врезанная калитка тоже оказалась сработанной из тех же плотных досок. Выкованные мастером петли, щеколды, ручки — все рассчитано на годы, во всем чувствовалась добротность, которую ныне увидишь не часто. Все как-то временно делаем, впопыхах, мысленно ворчал Демин, словно завтра же предстоит переделывать. И действительно, переделываем, хотя без того есть чем заняться. Освежаем себе жизнь все новыми заботами, нас будто охватила боязнь собственной недолговечности, неполноценность перед хорошо сделанными вещами. Наверно, изменились сами отношения между людьми и вещами. Раньше в вещах искали опору в жизни, стремились передать их детям и внукам как частицу собственной сути, в них хранились привычки, характеры, образ жизни прежних поколений. А нынче мы что-то засуетились, почитаем за честь поскорее избавиться от вещи, чтобы приобрести новую, новую, новую… Моду меняем, увлечения, привязанности, друзей заводим так легко и быстро, что, право же, не жаль расстаться с ними через месячишко-второй… На что же опереться, где среди зыбкости и неопределенности найти уголок твердой и надежной почвы?

А дом все еще тлел, шипели в снегу головешки, поднимался розовый в лучах солнца дымок, весенний ветер раскачивал обгоревшие ветви яблонь, вытекали ручьи на улицу, и ранние прохожие настороженно перешагивали через них, опасаясь увидеть красноватый отблеск в черной воде.

2

Наутро Демин чувствовал себя разбитым, и не было у него желания заниматься чем бы то ни было. Правда, душ и чашка кофе немного поправили его настроение, но не настолько, чтобы ощутить себя готовым к каким-то действиям. К метро он шел медленно, запрокинув голову и прижав затылок к плечам. Но голова оставалась тяжелой, и все события прошедшей ночи вспоминались, как тяжелый, невнятный сон.

Подходя к управлению, Демин попытался разобраться в своих ночных впечатлениях, но все представлялось неясно, словно подернутое дымком, впрочем, каким дымком, самым настоящим дымом

— Что скажешь? — спросил его Рожнов без обычной доброжелательности, видно, и для него бессонная ночь не прошла бесследно.

— Печальная закономерность, Иван Константинович. В праздники больше случается невеселых историй, нежели в дни обычные. Сами знаете, с нагрузкой работает «Скорая помощь», то и дело звонят наши телефоны, небо чаще озаряется пожарищами… Как выражаются ученые люди, кривая происшествий набирает высоту и круто уходит вверх.

— Да? — Рожнов вздохнул, потер ладонями лицо. — Но вчера-то был самый обычный день.

— Для нас. А для пострадавших это был большой праздник. Они собрались, выпили, посидели, расслабились… Может быть, вспомнили молодость, времена далекие и невозвратные, когда все было прекрасно… Нет, Иван Константинович, от праздников ждут чего-то большего, нежели от будней, и людям так не хочется, чтобы эти их ожидания оказались пустыми… Поэтому, когда ничего в праздники не происходит, они силком стараются наполнить их если не радостью, то хотя бы радостными криками.

— Продолжай, Демин, я внимательно тебя слушаю, — без подъема проговорил Рожнов. — Вижу, ты хорошо отдохнул, мыслишь свежо и проницательно, уверен, что ты выведешь нас на верную дорогу. — Он положил на холодное настольное стекло плотные ладони, остудил их, потом прижал к вискам. Заметив пристальный взгляд Демина, смутился. — Понимаешь, могу сутками не есть, неделями куда-то мчаться, годами не ходить в отпуск, но не могу не спать, не могу, что делать… Ты что-то говорил о выпивке?

— Я хотел сказать, что выпивка и уважение ближних часто взаимосвязаны. Думаю, вполне можно говорить о рождении нового ритуала, который все убежденно порицают, но не менее усердно и соблюдают. Выпивка сделалась формой общения, вам не кажется, Иван Константинович?