И он потянулся к подносу на холодильнике, где лежали очки, лекарства и записная книжка.
– Вот. – И он протянул страничку Андрею.
Андрей переписал номер и посмотрел на старика с сомнением:
– Михаил Николаевич, а вы все номера записываете?
– Почему все? – Старик оскорбленно поглядел поверх очков на Андрея. – Только подозрительные.
– Эта пара показалась вам подозрительной? – удивился Андрей. Он-то про себя уже решил, что незадачливые застрявшие влюбленные к его убийству отношения, увы, не имеют – кровавый, застрявший в грязи рядом с местом преступления маньяк – это сюжет для карикатуры или для юмористической зарисовки. Плюс мнительный пенсионер, записывающий номера в свою шпионскую запискую книжку…
– Показалась! – Савинков весомо кивнул, и Андрей внутренне сморщился, как от кислого, – точно, еще один «санитар леса». – Не она, конечно, – эта пигалица просто испугана была сильно. А вот юноша… Понимаете, он был в прорезиненном плаще, ну, это-то понятно – дождь стеной. А вот резиновые перчатки, как, знаете, у уборщиц – зачем, скажите на милость, ему резиновые перчатки? Под дождем рук не намочить?
Андрей задумчиво кивнул. А старик с трудом сдержал торжествующее хмыканье. Он хотел еще кое-что добавить. Кое-что о том, что ему привиделось в леске напротив, когда он помогал вытаскивать «девятку» из грязи. Но решил промолчать: жалко было портить впечатление, произведенное на капитана с Петровки. Зачем выставлять себя старым маразматиком?
Она пришла с Запада, а не с Севера, его Королева. С Запада приходит все плохое, так говорит телевизор, вечно включенный у бабки, с Запада веет ветер-духовей, там песок, там камни, люди-камни, люди с каменными сердцами. Бессмысленно их убивать, затупишь ножи, пульки отскочат, как резиновые. Можно переехать на машине, на большой машине – маленькая не раздавит, нет. Никто их не видит, каменных, а Королева – видит. Она все видит, все замечает, говорит ему – молчи, никто не должен знать, и он молчит. А сам знает. Все боятся Королеву, не подходят, и немудрено – она может взглядом растопить, как мороженое, фруктовое, в шуршащей обертке, растечешься по полу – не собрать. А он подошел, он влюбился, а кто б не влюбился? И она не прогнала, не растопила, не побила, не убила, пожалела, прижала к себе, сказала – будем вместе. Но ты должен помочь мне, ты маленький, а на самом деле – сильный. Потихоньку-полегоньку, шажочек за шажочком, станешь мне королем, не бобром, не бобылем, добром мне ответишь – озолочу, привечу. Только надо уничтожить каменного волшебным мечом-кладенцом, и все, много раз ударить, он проникает в мясо, как в масло, вот и все. И все. Я стану свободна, будем жить-поживать, жить-поживать. Чу! Звонок. Он знает, по кабелю бежит, бежит к нему голос его Королевы, он бросается на телефон, как ястреб, как ящер.
– Алло!
– Привет. Ну как?
– Все хорошо, моя Королева.
– Не называй меня Королевой.
– Ладно, моя Королева.
– О господи… – Помолчала. Он затаил дыхание. По проводам ангел пролетел. – Все получилось?
– Все, как ты хотела.
– И архив?
– И архив. Он очень кричал.
– Я не хочу об этом знать. Больше не звони мне. Я сама тебя наберу. Жди.
– Я жду, моя Королева.
«Пи-пи-пи» в трубке. Он свернулся клубком и приготовился ждать. Ждать хоть вечность, пока она растает.
Отрывок из зеленой тетради