Ошибка Творца

– Да. Моим научным руководителем.

– Расскажите, что он был за человек? – так же мягко спросила Маша.

Бронислава кивнула:

– Очень честный. И как ученый, и вообще. Шутил постоянно, но мы знали, что наука для него – это святое, тут можно шутить только постфактум, когда найдено решение. Ненавидел дилетантство, расхлябанность. Всегда был очень пунктуален, вот почему… – Она опять на секунду замолчала. – Вот почему вчера утром мы так быстро переполошились, понимаете?

– Понимаю. Как думаете, у него, при таком строгом отношении к себе и другим, могли быть недоброжелатели?

Бронислава высморкалась в бумажный платок, который все это время держала за манжетом белой с кружевом блузки.

– Вы имеете в виду такие, чтобы его убить? – спросила она Машу в лоб. И та кивнула. – Нет. Во-первых, он недавно приехал из Штатов – а здесь у него соперников не было. Поймите, он был как… Солнце. Мне кажется, им можно было только восхищаться, учиться у него.

Маша слегка улыбнулась: спорное мнение.

– А его исследования?

– Что вы имеете в виду?

– Генетика – наука неоднозначная. Вызывает много дискуссий, спекуляций насчет клонирования, использования генетически модифицированных растений, животных, плюс фармацевтика, применяющая сейчас…

Бронислава вдруг рассмеялась: тонко, закинув голову. Маша поняла, что смех этот – истерический, и уже совсем было собралась дать ей пощечину, как та вдруг резко остановилась, будто кончился завод.

– Простите. Но это так… Забавно звучит. Просто теория заговора какая-то. Злые фармацевтические компании, бедная овечка Долли, генно-модифицированная картошка.

– Простите. – Маша чуть покраснела. – Я действительно полный профан в генетике.

– Да нет, это вы меня простите. Просто мы тут занимаемся не прикладными вещами, а чистой наукой. Может быть, это получит свое практическое применение, но если и так, то это произойдет не сегодня и не завтра. А лет через пять. А то и десять.

– Но ведь случаются и исключения? Внезапные прорывы, иногда даже не предусмотренные исследованиями открытия в пограничных областях?

Бронислава пожала плечами:

– Конечно. Но, если бы у Бориса Леонидовича случился бы такой, как вы называете, прорыв, мы бы все об этом знали, понимаете?

– Уверены?

Броня кивнула:

– Ну да.

– Хорошо. Расскажите в общих словах, над чем вы сейчас работаете?

Бронислава вздохнула, на секунду задумалась, а потом выпалила:

– Над калькулятором судьбы! – И на вопросительный взгляд Маши пояснила: – Мы изучаем морфогены – вещества, которые вырабатываются в каком-то участке развивающегося эмбриона и воздействуют на клетки, определяя их путь развития. То есть вначале клетка еще не знает, чем она может стать – будущей костью или, положим, глазом. Если команда, которую дает морфоген, неправильна, то развитие эмбриона дает сбой – появляется мутант. Но мы… Мы специально производим тут мутантов, потому что только сбои дают нам возможность понять, как функционирует сложнейшее построение организма.

Маша склонила голову на плечо:

– Вы говорите, что производите мутантов?

– Ну да. Каждая изуродованная мышка – это как кусочек текста, который встает на место. Кусочек очень большого текста, который нам рассказывает, как мы на самом деле функционируем – на молекулярном уровне. Мои рабочие дни, в общем-то, рутина. Серии долгосрочных микроядерных тестов, метафазный анализ… И если не видеть, для чего мы это делаем, не подниматься над этой каждодневной суетой, то… А Шварц, он, понимаете, никогда не упускал из вида цели, поэтому рядом с ним мы все чувствовали себя, не знаю, какими-то суперменами. Данко, с факелами идущими вперед, чтобы… – Она замолчала.

– Чтобы?

Бронислава пожала плечами:

– Вывести лучшего человека, наверное. И профессор Шварц всегда знал, куда повернуть и что искать. Не понимаю… Не понимаю, как мы будем дальше.

Она опустила голову – и Маша побоялась, что она снова расплачется.

– Бронислава, у профессора были в последнее время какие-то конфликты с коллегами? Может быть, что-то, кажущееся вам совсем незначительным? Какое-нибудь напряжение в отношениях?

Броня подняла на нее глаза и сразу отвела взгляд. Маша вздохнула:

– Бронислава, это убийство. Пожалуйста, я не хочу на вас давить…

– Калужкин, – она вздохнула, – замдиректора. Они с профессором давние друзья. Когда Борис Леонидович согласился вернуться в Россию и взять на себя управление институтом, он в первую очередь пригласил работать Евгения Антоновича. Говорил, что они «старые дворняжки в одной упряжке». – Броня улыбнулась, вспомнив, как Шварц стучал при этих словах тихого Калужкина по плечу. А тот смущенно и польщенно улыбался. Да и кто не захотел бы быть в одной упряжке со Шварцем? Пусть даже и дворняжкой?

– Что между ними произошло?

Бронислава вздохнула:

– Просто поругались. Дня два назад, вечером. Все уже ушли, я задержалась в «холодильнике». Потом вернулась сюда забрать плащ и сумку и услышала. Они кричали. Что-то про долг. Что-то про вырывать посаженное…

– Время вырывать посаженное? – задумчиво уточнила Маша.

– Это что-то религиозное, да?