Ошибка сыщика Дюпена. Том 2

Стоило ли сомневаться в ответе. Конечно, он согласился, жаль только, что в то время не было военных действий на море. И все же это было признание и извинение одновременно. Это был, хотя и запоздалый, триумф!

Мало кто уже помнил, как он непримиримо боролся за справедливость, за свободу. Для нового поколения Кокрейн, этот великий старец моря, был заслуженным героем. Газеты рассыпались в славословиях по его адресу, премьер-министр открыто благодарил за службу родине и подвиги во время войны. И даже сама королева Виктория изъявила желание встретиться с ним. Судьба воздала ему то, в чем отказывала в свое время, — славу национального героя.

Ему было 85 лет, когда уже на покое он решил запечатлеть на бумаге правдивую историю всех своих злоключений. За месяц до своей смерти закончил «Автобиографию моряка» (два увесистых тома) и «Рассказы о службе по освобождению Чили, Перу и Бразилии». Это был еще один памятник, воздвигнутый Кокрейном самому себе.

СОКРОВИЩА АББАТА ФАРИА

— Господин Дюма, где вы берете сюжеты для своих многочисленных произведений? — нередко спрашивали писателя.

— Отовсюду, где только могу, — отвечал прославленный автор.

И это действительно было так. Под его пером оживали исторические хроники, он мог вдохнуть жизнь в старинные легенды, воскрешал забытые мемуары, написанные в разные эпохи. Неутомимый искатель увлекательных сюжетов, он, как и великий Бальзак, поклонялся «его величеству Случаю», считал его «величайшим романистом мира». Проблема «источников» была в связи с этим для него едва ли не главной. В поисках «возбудителя воображения» он странствовал по бесчисленным страницам словарей, учебников истории, сборников исторических анекдотов. Наконец, он обратился к книгам Ридерера — компилятора политических и галантных интриг при дворе французских королей от Карла IX до Людовика XV; мемуаров мадам де Моттевиль, камеристки Анны

Австрийской, и записок Пьера де Лапорта — ее лакея; Тальмана де Рео — автора «Анекдотов» о нравах XVII века; «Истории Людовика XIII» Мишеля Ле Вассора; трудов историков Луи Блана и Жюля Мишле. Словом, Дюма добывал драгоценные крупицы фактов в шахте истории и заявлял: «Моя руда — это моя левая рука, которая держит открытую книгу, в то время как правая работает по двенадцать часов в сутки».

И действительно, Александр Дюма был великим расточителем литературного дара. Засучив рукава, словно лесоруб, отмахивая главу за главой, он оставался, по словам его современника Жюля Валлеса, Ге-ркулесом плодовитости.

Однажды в Марселе Дюма встретился с писателем Эдмоном Абу. Тогда это был еще молодой, тридцатилетний литератор, не смевший и мечтать о том, что на склоне лет он попадет в сонм «бессмертных» — станет членом Академии. Дюма, которому в ту пору было уже за пятьдесят, пригласил Абу в гости. Он попотчевал его своей знаменитой рыбной похлебкой, а после обеда повел в театр, где давали его пьесу. Спектакль вылился в очередной триумф Дюма. Овации и приветственные возгласы не смолкали до поздней ночи. Когда приятели возвращались в гостиницу, Эдмон Абу валился с ног от усталости. Дюма же, напротив, был полон сил и энергии. Отыскав в своем номере две свечи, он заявил Абу: «Отдохни, старик. Мне—55 лет, но я должен еще написать три рассказика, которые надо будет отправить завтра утром в газеты, точнее говоря, — уже сегодня. Если же выдастся еще немного времени, я накропаю для театра Монтиньи небольшую одноактную пьесу».

Утром на столе в комнате Дюма лежали три небольших конверта, была написана и пьеса.

Работал А. Дюма не только много, но и невероятно быстро. «Я неиссякаемый романист», — говорил он сам про себя.

Большинство его романов написано на исторические темы. Как никто, он умел использовать «богатство интриги», которое История щедро предоставляет писательскому воображению. На страницах его книг оживали персонажи далекого прошлого, времен таинственных заговоров, кипения страстей, жестокого насилия, религиозного фанатизма и любовных безумств. Его перо создавало романтический мир, который, однако, состоял из точно описанных характеров и нравов. Если освободиться от его завораживающей изобретательности, отбросить цветистую канву развлекательности, то откроется мощный реалистический фундамент его творений. В них ярко изображены общество, отдельные его группы и типы. «Дюма — народен, — писал тот же Жюль Валлес. — Он заставил историю сойти с величественно-строгого пьедестала, заставил принцев и принцесс, маршалов и епископов участвовать в скромных и по-человечески интересных приключениях, а маленьких людей вершить судьбами царств. Пешки ставили шах королям на доске его книг— веселых, как лубок, и пространных, как фрески Ватикана».

Значит ли это, что А. Дюма создавал произведения только о прошлом? И у него нет сочинения, которое относилось бы к эпохе, когда оно писалось? Такая книга есть и называется она «Граф Монте-Кристо». Это рассказ о современной писателю Франции, о событиях, разворачивающихся на фоне эпохи Реставрации.