Что же произошло дальше и как сложилась судьба Раевского на полях сражений сербско-турецкой войны?
В начале августа 1876 года Раевский добрался до долины Моравы, где шли бои. Сербский доброволец Пера Тодорович, впоследствии видный политический деятель, записал в своем дневнике 14 августа, что Раевский нагнал войска и явился в штаб в Алексинце.
«Когда я передал его визитную карточку генералу Черняеву, мне показалось, что его приезд далеко не так обрадовал генерала, как появление других русских».
Из дальнейших записей П. Тодоровича явствует, что отношения между русским штабом и Раевским были напряженными. Автор дневника объясняет это тем, что Раевский якобы был недоволен назначением тех или иных офицеров на определенные должности. Существует и другое предположение. Его высказывает, в частности, автор одной из статей о прототипе Вронского, опубликованной в югославской печати. Русские офицеры, пишет он, знали нашумевшую историю Раевского. Его поведение — «авантюра» с женщиной из высшего света (она покончила с собой из-за любви к нему) и скандал, из-за которого он отчасти и уехал в действующую армию, шокировали их, и в этом, вероятно, причина натянутых отношений между молодым графом и некоторыми высшими офицерами Главного штаба.
Те, кто встречал тогда Раевского, отмечают, что он выделялся среди своих. Держался властно. Был красив, но всегда печален и задумчив, высок ростом, слегка сутулился. Одет был в походную форму сербского полковника, в головном уборе командира дивизии. Через правое плечо висела на тонком ремне черкесская сабля, принадлежавшая когда-то его деду, а на груди — два русских ордена. Скоро к ним прибавился третий- сербский Таковский крест.
Генерал Черняев в состоянии раздражения часто бывал несправедлив, правда, потом он всегда стремился загладить резкость. Людям чувствительным это было особенно тяжело. Так случилось и с Раевским. В этом смысле характерен эпизод, который приводит в своей книге «Сербско-турецкая война» Владей Джорджевич, непосредственный участник этого столкновения.
«Не успел я сесть, как дверь открылась и вошел офицер в походной форме сербского полковника. Через правое плечо висела на тонком ремне черкесская сабля, а на груди были два русских ордена.
Генерал Черняев посмотрел на него с удивлением и указал на стул:
— Откуда вы, полковник Раевский? — спросил главнокомандующий.
— С Прчиловских высот, ваше высокопревосходительство. Я приказал всей армии отступить к Джунису!
Ложка выпала из рук Черняева.
— Да вы в своем уме?! Какое отступление, Господи Боже мой?
— Но, ваше высокопревосходительство, дальше держаться было невозможно, — произнес Раевский, вставая.
— Да как вы смели без особого распоряжения оставить вверенные вам позиции?
—
Черняев схватился за голову и заходил по приемной.
— И так поступает полковник русской армии!..
Желчь закипала в Черняеве. Он остановился перед
Раевский и, жестикулируя у самого его лица, процедил сквозь зубы:
— Вы… вы… недостойны носить фамилию Раевских. Вы запятнали честь своего деда, который так славно дрался против Наполеона, вы осрамили своего брата, государева адъютанта!
Бледный как смерть, Раевский отпрянул назад, словно наступил на змею, и только произнес:
— Это неправда, Михаил Григорьевич! — схватил шапку и вышел.
Полковник Раевский собирался в ту же ночь покинуть Алексинец и сербскую армию и вернуться домой. И он мог это сделать. Русские добровольцы, вступившие в сербскую армию, не приносили никакой присяги и не признавали власти Черняева, не говоря уже о сербских властях или суде. Однако генерал в тот же вечер извинился перед полковником за нанесенную ему обиду. А на другой день на груди молодого графа появился третий орден — Таковский крест.
Награды этой он был удостоен по праву.
Многие участники войны, видевшие тридцатишестилетнего русского полковника в деле, отмечают его бесстрашие. Он не терял присутствия духа и в самые трудные моменты. Так вел он себя и 20 августа около Алексинца.
После ожесточенных боев туркам удалось переправиться через Мораву на правый берег. Передний край сербских позиций проходил по Голой горе, слабо укрепленной, с небольшим гарнизоном в двадцать тысяч человек. В решающий момент Раевский был назначен его командиром. Вскочив на коня и пожав на прощание руку генералу Черняеву, он умчался в сторону передовых позиций. Обычно мрачный и молчаливый, вспоминает один из участников этого сражения, Раевский перед боем был весел и, вопреки своей манере, чрезмерно разговорчив.