Ошибка сыщика Дюпена. Том 1

Наиболее популярен из них, причем едва ли не самый древний «по рождению», бессмертный англичанин Робин Гуд. В Словакии бился за правду юнак Яношек и его удальцы Угорчик, Суровец, Ильчик. Итальянцы чтут Фра Дьяволо (подлинное имя его Микель Нецца). Любимцем японцев издавна являлся Исикава Гоэмон, защитник слабых, — он вошел в фольклор и драматургию; в Китае с давних времен известен бесстрашный Дао Чже, совершавший дерзкие набеги на земли князей. Французы славят капитана контрабандистов лихого парня Мандрена, воевавшего со сборщиками податей; венгры воспевают бетьяра — «доброго разбойника» Зельда Марци. Защитником закарпатских крестьян стал Олекса Довбуш. В Силезии — гайдук Новак. На севере Германии в XIV веке наводил страх на купцов и богатеев знаменитый Клаус Штертебекер.

Образ честного человека, ставшего разбойником, чтобы быть народным мстителем, издавна живет в народном фольклоре, известен он и по многим литературным произведениям.

На страницах книг он возникал как эхо действительных событий. Таков, к примеру, Ринальдо Ринальдини. Похождениями смелого и великодушного, дерзкого и благородного Ринальдо зачитывались не только немецкие барышни, но и солидные бюргеры. Многочисленное племя «разбойничьих» романов об этом атамане, созданных писателем Вульпиусом в конце XVIII века, буквально поглощалось читающей публикой. Смельчак, творящий праведный суд, мстящий за народное горе, враг князей и духовенства, владел, как отмечал В. Белинский, вниманием и русского читателя. Помните, как удалой Ринальдо одновременно восхищал и приводил в трепет Анну Григорьевну — гоголевскую даму, «приятную во всех отношениях». Имя его мелькает и на страницах пушкинской повести «Дубровский», где князь Верейский сравнивает ее героя с немецким разбойником. Впрочем, у русского атамана были свои отечественные, вполне реальные прототипы. Достаточно обратиться к случаю с молодым белорусским помещиком Павлом Островским. Его история во многом схожа с тем, что произошло с Дубровским. Как и пушкинский герой, Островский вступил в борьбу с властями, был объявлен мятежником, затем арестован и посажен в острог. В его судьбе, как и Троекуров в судьбе Дубровского, сыграл неблаговидную роль богатый помещик Помарнацкий. Архивные материалы, найденные в наши дни, рассказывают, что как раз тогда, когда Пушкин работал над своей повестью, молодой человек бежал из-под стражи и разыскивался царский полицией. Фантазию писателя питала реальная жизнь.

Так же, как питала она и Сервантеса, когда он, работая над «Дон-Кихотом», создавал образ «почтенного разбойника» Рока Гинарта; и Вальтера Скотта, рассказывающего в одном из своих лучших романов о Роб Рое — мятежнике Горной Страны, и Шарля Нодье, описавшего в романе «Жан Сбогар» приключения таинственного мстителя, которыми так зачитывалась пушкинская Татьяна; и Н. А. Некрасова, нарисовавшего в последней части поэмы «Кому на Руси жить хорошо» образ легендарного Кудеяра-атамана, умеющего постоять за народ.

Следы тех, кто послужил прототипами этих «литературных разбойников», нетрудно отыскать в действительности.

Удалые молодцы, «вольные стрелки» воспевались в песнях, сказаниях и книгах как враги богачей и друзья бедноты, как люди сильные и смелые духом, презирающие богатство и власть. Образ стихийного бунтаря народ связывал с надеждой на возмездие, на то, что зло будет наказано.

Как гром среди ясного неба, Шиллера поразило известие о том, что в соседней Баварии раскрыта разбойничья вольница. Около тысячи стрелков скрывалось в лесу. Целая армия недовольных. Они стихийно избрали разбойничество — особую форму протеста против гнета и притеснения.

Имена главарей «лесных братьев» у всех на устах. Особенно популярны были двое — удалые атаманы Фридрих Шван по прозвищу Зонненвирт — «Хозяин Солнца» и Матиас Клостермайер по кличке Баварский Хизель. Не этих ли удальцов имел в виду поэт, когда предупреждал в стихах о грядущем часе расплаты с камзолами и стальными латами?