На портрете карие глаза Бестлера были написаны особенно ярко. Именно так, с презрением и в то же время со всепрощением, смотрел на меня Бестлер, получая в Риме премию Рихтера, присуждаемую за лучший роман года.
- Мне кажется, - сказал он тогда, - все эти награды нужны лишь затем, чтобы с приязнью думать о несчастных, не сумевших их получить. Вы не находите?
В этих словах он был весь.
Я устал. Даже стук в дверь не вызвал во мне интереса.
Дежурный - это был он - покачал головой:
- Я пришлю вам кофе.
- Могу ли я выходить из этого зала? - спросил я.
- В любое время, - удивился дежурный. - Вы - наш гость. Через полчаса вам принесут мебель. Скажу откровенно, музей не худшее место обсерватории. И самое безопасное.
- Безопасное?
- Именно так.
- Чему я обязан?..
Он не уловил иронии. Или не захотел уловить. Пояснил:
- Вестям от нашего Хорхе. Мне искренне жаль, что ваше знакомство состоялось при крайних обстоятельствах.
- Я не доставлял никаких вестей.
- Вы слышали и передали нам слова, которые сказал над телом Хорхе его друг по имени Дерри. Это важно, поверьте мне, и у вас есть основания надеяться на нашу помощь.
Дерри… Он говорил о кудрявом уругвайце, труп которого остался в болоте… Но о каких словах шла речь?.. Я пытался вспомнить и не мог… Ах, да! «Революция потеряла превосходного парня»!.. Это, действительно, мог быть пароль… Но чей? Для кого? У меня голова кружилась от догадок.
Еще раз извинившись, дежурный ушел. Он сказал мне важные вещи, над ними стоило подумать. Но почти сразу два здоровенных парня в спортивных костюмах притащили диван, письменный стол, два кресла и показали, как пройти в ванную, расположенную этажом выше.
Я пытался заговорить с парнями, но они обращали на меня не больше внимания, чем Верфель, когда подобрал меня в сельве. Если я гость, подумал я, то гость на особом положении…
«Мусорная корзина, - думал я, рассматривая портреты. - Не попал ли в нее и я?» Было нелегко оценить иллюзорные преимущества, которые мне предоставили невидимые хозяева обсерватории со столь странным названием…
Бродя по залу, я обнаружил длинный шнур и потянул его. Прямо передо мной медленно поднялась по стене тяжелая портьера, и почти сразу я услышал:
- Не делайте этого! Атмосфера ненадежна.
Атмосфера ненадежна
Это опять был инспектор.
Помогая мне опустить портьеру, он повторил:
- Ничего не делайте без ведома людей знающих. Это закон для сотрудников и гостей нашей обсерватории. И поймите, - он вежливо улыбнулся, - я опускаю портьеру не затем, чтобы лишить вас вида на эту мерзость, - он кивнул в сторону сельвы, - а всего лишь для безопасности. Вашей.
- Что мне может грозить?
- Сельва, - сказал он серьезно. И, помолчав, продолжил: Держу пари, вы не знаете, зачем я пришел.
- Не знаю.
Он помолчал опять, предвкушая эффект:
- Меня попросили ответить на ваши вопросы. На все вопросы без исключения. Убежден, что значение многих увиденных вами вещей вам неясно, а непонятное может толкать на необдуманные поступки. Мы хотим помочь вам. Спрашивайте.
Как я ни устал, не удержался от улыбки. Кивнул на портреты:
- Кто они?
- Правильный вопрос, - удовлетворенно сказал инспектор. Каждый из этих людей стоит отдельного рассказа. - Он задумчиво обвел портреты взглядом. - Если хотите, начнем с Вольфа. Вам ничего не говорит это имя? - и укоризненно покачал головой. - Ведь вы научный комментатор крупной газеты!.. Так вот, Вольф был человек открытый, радушный, а работы его были изложены так, что и сейчас доставляют удовольствие любому читателю. Он - физик и занимался исследованием спектра озона. Сказать по правде, немногие из научных статей читают через десять лет после их опубликования. К этому времени, если работа важна, основное ее содержание попадает в учебники, детали разрабатываются и улучшаются, и перечитывать оригинал кому-нибудь, кроме историков науки, совсем ни к чему.
А вот работы Вольфа перечитывают. Они остроумны, как и их автор. Я сам слышал его рассказ о том, как горничная, опоздав на его звонок, объяснила это тем, что была горячо заинтересована обсуждавшимся на кухне вопросом - происходим ли мы все от Дарвина! - инспектор рассмеялся.