Ошибка резидента. Роман

Терентьев допил свою бутылку и спросил у Павла, нет ли еще выпить. Оказывается, этот истукан даже не замечал, что Павел вообще не наливал себе. Он был полностью отключен от окружающего.

- Свалишься, - сказал Павел. - А тебе еще надо дело делать.

- Не. Не свалюсь, - трезвым бесстрастным голосом возразил Терентьев. - Если есть, дай.

Павел видел, что он действительно нисколько не изменился после выпитой бутылки.

- Ну ладно, я тебе дам еще, но после. Сейчас слушай…

И он слово в слово изложил то, о чем просил Куртис.

Терентьев выслушал спокойно. Ни одна жилка не дрогнула на его лице.

- Сделаю, - только и молвил он.

- Что-нибудь от этой женщины у тебя есть? - спросил Павел.

- Часики.

- Дай их мне. Только тихо. Сними шапку, сунь их за клапан, шапку положи на стол.

Терентьев все так и сделал. Павел взял шапку, вынул и положил к себе в карман часики на черном креповом ремешке.

Потом передал Терентьеву под столом нераспечатанную бутылку, сказав:

- Только не торопись, а то опьянеешь. Нам еще долго сидеть, до вечера. Я тебе покажу одну палаточку, там ты и разгуляешься.

…Около девяти часов вечера Павел повел Терентьева поближе к центру.

Не дойдя немного до угла Первомайского переулка, Павел остановился.

- Вон, смотри, на углу стеклянный павильон. Это галантерейная палатка. Действуй.

Место было не очень оживленное, но прохожие попадались.

Терентьев, шаркая по асфальту своими галошами, размеренно и неторопливо направился к павильону.

Павел повернул в обратную сторону, отошел метров на сто и решил подождать, понаблюдать, что будет.

Было тихо, и скоро он отчетливо услышал лязг, какой-то хруст, затем крики: «Сюда! Сюда!» А через минуту раздалась трель свистка.

Павел увидел, как две фигуры, сопровождаемые кучкой любопытных, пересекли улицу и скрылись за углом…

Куртис встретил Павла бранью. Он был взбешен и настолько не владел собой, что забыл услать Эмму.

- Где ты пропадал? - кричал он. - С вокзала он поехал к тебе. Почему ты не пришел в столовую?

- Какая столовая? - Павел простодушно поглядел на Куртиса. - С таким чучелом в центре показываться?

- Подумаешь, аристократ!

Павел тоже решил разозлиться:

- Если так, я вам скажу, маэстро, кое-что. Хотели, чтобы я с этим барахлом таскался по городу? Замарать меня хотели? И без того уже замарали! Хватит. Что вы ко мне прилипли? И не орите. На меня родной папа никогда не орал. Кажется, мы с вами распрощаемся. И боюсь, что навсегда.

Павел хорошо изучил натуру Куртиса. Старик был из тех, кто кипятится только до первого отпора, а наткнувшись на острое, моментально сникает. Так произошло и теперь. Куртис почувствовал себя усталым.

- Сядем, - сказал он. - Рассказывай.

Павел подробно описал все. Куртис слушал закусив губу, полуотвернувшись и глядя в пол.

- Будем надеяться, что все произошло так хорошо, как ты говоришь.

- Чего вам еще надо? - возмутился Павел. - Ваш приятель благополучно попал в руки милиции. Вы же этого хотели?

- Он мне никакой не приятель… У него что-нибудь осталось из вещей?

Павел молча достал часы на потертом черном креповом ремешке, протянул их Куртису. Но тот, поглядев на них, брать в руки не стал. Он смотрел на часы, как на жабу.

- Их надо выбросить. Так, чтоб никто не нашел. Слышишь? Непременно выброси. Пожадничаешь - жалеть будешь.

Павел усмехнулся.

- Это я лучше вас знаю. Я же не аристократ.

- Деньги отдал?

- Конечно, отдал, - не моргнув, соврал Павел. - Но вот куда он их спрятать успеет, трудно сказать.

- Отберут, наверно, - безразлично предположил Куртис, вставая. - Мне пора идти. Но я тебя еще раз прошу: выброси часы. А ремешок лучше сжечь.

Павел не вышел из комнаты в прихожую, чтобы проводить Куртиса, - это было впервые. Старик, надев пальто, заглянул в дверь, сказал:

- Не серчай. - Тон у него был примирительный. - Скоро погуляем. А насчет замарать - глупость.

- Поживем - увидим, - ответил Павел.

Глава 17 ЧЕГО НЕ ЗНАЛИ ПАВЕЛ И НАДЕЖДА

Контрразведчики думали, что Надежда не решится на убийство Воробьевой. Но, к их большому сожалению, он решился. И вот что произошло в Ленинграде, о чем не знали ни Павел, ни Надежда.

…Василий Терентьев, ничем не примечательный низенький человек лет сорока пяти, неторопливый, даже медлительный в движениях, одетый в длинное зимнее пальто грязно-синего цвета с черным барашковым воротником, в шапке-ушанке солдатского образца, в черных валенках с галошами, вышел на вокзальную площадь в толпе пассажиров, приехавших из Пскова в Ленинград, и остановился, чтобы осмотреться.

Шоферы стоявших чуть поодаль легковых автомашин торопливо, как родных, кинулись встречать приехавших, предлагая услуги. Это были не таксисты, а обыкновенные «леваки».

Ловкий разбитной парень в пыжиковой шапке и потертой кожаной тужурке издалека крикнул стоявшему с полуоткрытым ртом Терентьеву:

- Эй, валенки! Поедем, что ли?

Терентьев поманил его рукой в темной толстой шерстяной перчатке. Парень подошел вразвалочку.

- Мне на Московский вокзал. Свезешь? - спросил Терентьев неожиданным для его обстоятельного облика тонким голосом.

- Рупь, - сказал парень, озорно поглядывая по сторонам.