Ошибка резидента. Роман

Брокман в присутствии Павла Синицына рассказал Маркову все, о чем умалчивал раньше, - и о тайнике, заложенном в лесу, и о том, что передал дипломату в сигаретной коробке пленку со снимками, сделанными в квартире академика Нестерова и в районе села Пашина, и со схемой местности, на которой помечен тайник.

В конце его долгого рассказа Марков задал Брокману несколько вопросов.

- То, что вез Воробьев, нужно было там же спрятать или в другом тайнике?

- Где-нибудь недалеко. Но ни в коем случае не вместе. Я выбрал там подходящую точку. На схеме она тоже отмечена.

- Дипломат понадобился, потому что вы лишились рации?

- Пленку я все равно обязан был передать. У меня остался дубликат.

- Где он?

- Дома у Стачевской. Надо показать, сами не найдете. Там и письмо Суховой.

- Дипломат вам нужен был лишь для этого?

- Нет. Когда пропала рация, оставалась связь только через него. Было бы радио - не было бы открыток и всех этих телефонных переговоров.

- Если бы все сошло благополучно с Воробьевым - что дальше?

- Шестого июля Стачевская позвонила бы по телефону.

- Дипломат и так знал, что Воробьев взят. У Воробьева был билет на самолет, его группа улетела пятого ночным рейсом.

- Звонок был обязателен в любом случае. Раз не позвонила - значит, взяли и ее.

- Стало быть, и вас?

- Мой контрольный срок - десятое июля.

- Тоже звонок?

- Да.

- А потом?

- Потом бы меня списали.

- Видите, что вы наделали своим молчанием.

- Виноват.

Марков посмотрел на часы - было без четверти девять. Начинало смеркаться.

- Найдете тайник ночью?

- Могу, - сказал Брокман.

Марков отправил его в камеру, предупредив, что скоро за ним придут.

- Да-а, Владимир Гаврилович, если бы этот подлец сразу все выложил, шестого июля можно было бы сочинить хороший сюжет, - сказал Павел.

- Ты-то уж, пожалуйста, без «если бы». - Не скрывая досады, Марков бросил на стол карандаш, который вертел в пальцах. - Сколько езды до Пашина?

- Тогда мы добрались за час с небольшим.

- Семенов еще здесь?

- Домой вернулся.

- Захвати кого-нибудь. Поезжай с Брокманом. Проверь. Если тайник цел - не нарушайте. Отбери одну батарейку. Завтра с утра организуй там наблюдение.

- Слушаюсь, Владимир Гаврилович.

- На обратном пути заедете к Стачевской, возьмете пленку.

- Понял, Владимир Гаврилович. Может, Михаила пригласить?

- Ты же Марию вызвал.

- Они с Сашкой еще не приехали. Завтра утром.

- Ну, как знаешь… Только захочет ли он…

- Захочет, Владимир Гаврилович.

Тайник Брокмана оказался в целости, Павел убедился в этом и оставил все как было, взяв только одну батарейку - для анализа.

У Маркова не было уверенности, что кто-то обязательно явится за спрятанными батарейками. Но он надеялся на это.

Что давало надежду? Он рассуждал просто. Главное: со стороны тех, кто все это организовал, было бы неразумно оставлять содержимое тайника на произвол судьбы.

Однако изъятие батареек связано с риском: можно попасть в засаду.

Ставя себя на место противника, Марков пытался определить, какие соображения перевесят. И получалась такая картина. Во-первых, раз они послали Воробьева, значит, считали, что до пятого июля Брокман не был известен советской контрразведке. Во-вторых, арестованный Брокман не станет сообщать о тайнике - это равносильно самоубийству. Никаким иным путем о существовании тайника чекисты узнать не могут.

В общем, исходя из этого, надежду свою Марков не считал беспочвенной.

Господин с симпатичной таксой до 2 августа никуда из пределов Москвы не выезжал. 2-го он отправился за город, но совсем не в том направлении, где его ждали, - по Минскому шоссе. С ним в машине, кроме таксы, была молодая женщина. Километрах в пятидесяти от города они съехали на проселок, оставили машину и немного погуляли. А потом вернулись в Москву.

3 августа черный «Мерседес» с тем же экипажем в девять часов утра свернул с Кольцевой дороги на Горьковское шоссе, в десять миновал городок, где до недавнего времени жила Линда Николаевна, а в четверть одиннадцатого машина была в районе села Пашина. Дипломат поставил ее на лугу в тени большой скирды сена.

Женщина взяла таксу за поводок и вышла из машины. Дипломат открыл лежавшую на сиденье большую спортивную сумку с наплечным ремнем, достал несколько фотографий - это были изображения местности, лежавшей перед его глазами: луг, окаймленный лесом. На одной из фотографий - опушка леса и высокий дуб, стоящий особняком. Потом он сличил местность с чертежом, лежавшим между карточками.

Посмотрев снимки и чертеж, дипломат взял сумку и пошел следом за женщиной. Песик, в котором, вероятно, проснулся подавленный городским существованием охотничий инстинкт, тянул поводок так сильно, что женщине стоило труда идти шагом, а не бежать.

До леса было не больше километра, но прежде чем дипломат увидел дерево, отмеченное на чертеже крестиком, им пришлось гулять долго.