Ошибка резидента. Книга первая

Боркову были даны средства тайнописи – блокнот карманного формата и карандаш. Когда обзор будет готов, Борков должен поступить следующим образом. Купить чемодан и наполнить его вещами – неважно какими, лишь бы они были тоже купленными, новыми. В числе вещей обязательно должно быть несколько предметов из магазина канцелярских товаров – блокнот, тетрадка, перья и тому подобное. Дело в том, что блокнот, врученный Боркову, по виду был в точности такой, какие выпускаются одной из московских фабрик с наклеенным на корочке настоящим фабричным ярлычком. Если чемодан попадет не по назначению, блокнот с тайнописью вряд ли обратит на себя внимание среди других письменных принадлежностей.

…К середине апреля обзор был готов. В воскресенье, девятнадцатого, Борков отправился в ГУМ, купил чемодан умопомрачительной расцветки, затем прошелся вдоль прилавков на втором этаже, и к концу похода чемодан заполнился разнообразными швейными изделиями и канцелярскими принадлежностями.

Выйдя из магазина, Владимир направился к площади

Дзержинского. По пути была аптека, и он зашел в нее, чтобы купить зубную пасту – у него дома паста кончилась.

В отделе штучных товаров он несколько минут постоял над застекленной витриной, рассматривая лекарства, а потом подошел к кассе, выбил чек и получил у продавца пасту, а также – странное дело – два флакончика валерьянки. Пасту сунул в карман плаща, а валерьянку спрятал в чемодан. Тут же он переложил из пиджака в чемодан и блокнот с тайнописью.

Затем он действовал точно по полученным от Антиквара инструкциям. Путь его лежал на Комсомольскую площадь.

Из метро он отправился прямо к автоматическим багажным камерам Казанского вокзала.

Отыскав свободную ячейку, Борков поставил в нее чемодан, набрал на диске четырехзначный номер – шифрованный ключ к ячейке, опустил в щелку пятнадцатикопеечную монету и закрыл дверцу. Как делают все пассажиры, пользующиеся камерами-автоматами, Борков записал номер ячейки и набранное число. Для этого он отошел в сторону, чтобы кто-нибудь не увидел, заглянув ему через плечо, цифры шифра. После этого спустился в метро и по телефону-автомату позвонил Коке. Не называя себя, он четко, с расстановкой продиктовал подряд семь цифр –

номер ячейки и шифр и еще добавил двойку.

Условленный способ кодирования был простейшим, но сложнее тут и не требовалось. Борков смотрел в бумажку с многозначным числом, но, перечисляя записанные цифры, он каждую из них увеличивал на единицу: тройку называл четверкой, ноль – единицей и так далее. В конце была двойка.

По инструкции он должен был оставить чемодан на одном их трех вокзалов Комсомольской площади. Единица обозначала Ленинградский, двойка – Казанский, тройка –

Ярославский.

…Через неделю пришла радиограмма на имя Надежды.

Она была краткой:

«К ВАМ ОБРАТИТСЯ С ПРОСЬБОЙ НАШЕ ДОВЕ-

РЕННОЕ ЛИЦО. ОКАЖИТЕ ВСЮ ПОСИЛЬНУЮ ПО-

МОЩЬ».

Далее сообщался пароль и ответ.

Михаил Тульев и Павел выехали в город К. Они вновь поселились в том домике, куда Тульев-Надежда перевез свои вещи, но где ему так и не удалось пожить, потому что как раз в день переезда он был арестован.

Без малого год минул с той поры. А что такое год?

Долгий это срок или короткий? Месяц, день, час, минута –

они одинаковы для всех людей только как условная мера времени. Но для жизни у каждого человека своя особая мера. И каждый когда-нибудь неизбежно открывает для себя давно открытую истину, что год может пролететь быстро, как один день, а иной день тянется долго, как целый год.

Чем измерить время, проведенное Михаилом Тульевым под арестом? Какой календарь годится человеку, который тысячу раз прогнал себя по ступенькам своего прошлого –

вниз-вверх, вниз-вверх – в поисках своей потерянной души? Внешне он мало изменился, только смуглое лицо его побледнело без солнца да плечи стали немного сутулиться, когда он задумывался. Но Павел видел большую перемену.

Надежда-Тульев прежде был нервен и норовист без нужды, как пассажир на узловой пересадочной станции, ожидающий поезда и боящийся его прозевать. И вместе с тем в облике его было нечто хищное, ястребиное. Теперь от него веяло спокойной сосредоточенностью, а черты лица сгладились и подобрели.

Павел спал крепко, но обладал способностью мгновенно просыпаться от тихого шума в комнате. И часто по ночам он просыпался от того, что Тульев чиркал спичкой, закуривая.

Павел не испытывал к нему недоверия и не боялся с его стороны какой-нибудь неразумной выходки, хотя, ставя порой себя на его место, думал, что сам он, пожалуй, в подобной ситуации не растерялся бы и попробовал дать тягу. Однако тут же возражал самому себе: да, но для этого нужно, чтобы человек крепко верил в свое дело. Михаил же

Тульев поставил жирный крест на всем, что когда-то считал своим делом, вдребезги разбил идолов, которым прежде поклонялся. Однажды ощутив себя человеком без будущего, он страстно желал теперь лишь одного: утвердиться в жизни, почувствовать свою необходимость на земле.