Свободных мест в гостинице по обыкновению не оказалось, но Павел пошептался с администратором, и им дали прекрасный номер на двоих на шестом этаже. В номере они пробыли недолго. Не раздеваясь, почистили друг другу щеткой пальто, отдали ключи дежурной по этажу и сбежали вниз.
– Ну так что? – спросил Павел, шагая чуть впереди
Надежды. – Город в нашем распоряжении. Не начать ли с
Эрмитажа?
– Я хочу видеть все, – сказал Надежда голосом, совсем незнакомым Павлу. Он был взволнован.
– Положим, это невозможно, но что успеем, то наше.
– Сколько мы тут пробудем?
– Три дня.
Четыре часа они ходили по тихим залам Эрмитажа, пока не ощутили ту непреодолимую, совершенно особую усталость, которая появляется только в музеях. После этого бродили по Невскому, по набережной Невы, на резком ветру, дувшем с залива, и утомление как-то незаметно растворилось в морском воздухе. Обедали в ресторане недалеко от Гостиного двора, и на этот раз Надежда ел с аппетитом.
Потом отправились в оперный театр. Вечером шел балет «Спартак». Билетов, разумеется, в кассе не было, и
Павлу пришлось проявить чудеса красноречия, чтобы выдавить у администратора два места в ложе, забронированной какой-то сверхжелезной броней.
Надежда весь спектакль не обменялся с Павлом ни единым словом. Всю дорогу в гостинице он молчал, глубоко уйдя в себя и нимало не смущаясь тем, что это может показаться невежливым его спутнику. Лишь когда улеглись в постель и погасили свет, Павел услышал, как Надежда словно в полусне произнес негромко:
– Враг номер один.
– Ты о чем? – спросил Павел.
Надежда ответил не сразу.
– Там, откуда я приехал, все это вместе взятое называется «враг номер один».
– Подходящее название, – усмехнулся Павел.
На следующее утро за завтраком они составили план похода по знаменательным местам Ленинграда. Надежда думал, что план этот рассчитан на два оставшихся дня, но
Павел сказал:
– Все это мы должны выполнить сегодня.
– Но ты же говорил, едем на три дня…
– Завтра будут другие дела.
Какие именно, Павел не объяснил, а Надежда спросить постеснялся.
С девяти утра до десяти вечера они не присели ни на минуту. Не ели, редко курили и почти не разговаривали.
Только смотрели и слушали. Иногда, правда, Павел комментировал кое-что в своей иронической манере, но это не влияло на состояние Надежды.
Из домика Петра отправились в Петропавловскую крепость, а оттуда, надышавшись настоянным на холодном камне воздухом казематов, поехали в светлый Смольный.
Затем был Казанский собор, где они долго стояли над прахом фельдмаршала Кутузова. А после собора – Пискаревское кладбище, по которому они ходили, сняв шапки.
Когда покидали кладбище, Павел сказал, что где-то здесь среди многих десятков тысяч погребенных лежит и его отец. Надежда приостановился, посмотрел на Павла, хотел молвить что-то, но не нашел слов.
Вернувшись в центр, они хотели подняться на Исаакий, но, к сожалению, он уже был закрыт, и, поужинав в великолепном ресторане гостиницы «Астория», они поехали к себе, чтобы пораньше лечь спать. Даже Павел устал от беспрерывного хождения и обилия впечатлений, а о Надежде и говорить не приходилось. Больше года он вел малоподвижный образ жизни и теперь с непривычки еле держался на ногах.
В половине одиннадцатого Надежда разобрал постель и лег. Павел вышел из номера, объяснив, что надо уладить кое-какие дела с администратором. Отсутствовал он минут двадцать, а когда вернулся. Надежда уже спал глубоким сном…
Проснувшись утром. Надежда не обнаружил Павла в номере. На столе лежала записка:
Он побрился, потом оделся, спустился в вестибюль за газетами и снова поднялся к себе в номер.
Он сидел у стола и читал, когда в дверь постучали.
Надежда вздрогнул. Кто бы это мог быть? Павел входил без стука. Может, просто ошиблись номером? Стук повторился, робкий, тихий.
– Да, войдите!
Надежда поднялся, шагнул к двери. В этот момент она отворилась. На пороге стояла Мария.
Газета выпала из рук Надежды. Он застыл, подавшись вперед. Мария смотрела на него прищурившись, словно издалека.
– Ты? – не веря глазам, только и мог сказать Надежда.
Мария закрыла дверь.
– Как видишь…
– Где же Саша? – спросил Надежда, все еще не двигаясь с места.
– Дома оставила. Он с подругой моей, с Леной. Не хотелось мучить малыша, я ведь самолетом…
Надежда наконец вышел из столбняка. Приблизившись, он обнял Марию и прижался лицом к ее густым каштановым волосам.
Потом они сидели в обнимку на его застеленной кровати.
– Ну как ты, что ты? – спрашивал Надежда. – Рассказывай.
– Сначала ты.
– Нет, раньше о тебе и о Сашке.
Мария вспомнила эти два года, показавшиеся ей десятью, и были моменты в ее рассказе, когда Надежда опускал голову. Мария прерывала себя, без нужды утирала платком нос, говорила: «Вот так, значит…» – и продолжала.
Выслушав, Надежда долго сидел понурившись.
– А как твои дела? – прервала молчание Мария.
Он медленно повернулся к ней.
– Я все сказал тебе в письме. Все, на что имел право.
– Что же теперь?
– Не знаю. Если мне поверят до конца… – и осекся.
– Это возможно? Зависит от тебя?