Терентьев уместил всю историю слов в двадцать пять-тридцать, но излагал ее мучительно долго. То и дело останавливался, возвращался назад и все время забывал, что говорить надо шепотом. Павлу пришлось раза два цыкнуть на него. В конце концов он все-таки добрался до точки. Если бы Павел знал о плане убийства, разработанном Надеждой, он бы увидел, что рассказ Терентьева совпадет с этим планом.
Терентьев допил свою бутылку и спросил у Павла, нет ли еще выпить. Оказывается, этот истукан даже не замечал, что Павел вообще не наливал себе. Он был полностью отключен от окружающего.
— Свалишься, — сказал Павел. — А тебе еще надо дело делать.
— Не. Не свалюсь, — трезвым бесстрастным голосом возразил Терентьев. — Если есть, дай.
Павел видел, что он действительно нисколько не изменился после выпитой бутылки.
— Ну, ладно, я тебе дам еще, но после. Сейчас слушай…
И он слово в слово изложил то, о чем просил Куртис.
Терентьев выслушал спокойно. Ни одна жилка не дрогнула на его лице.
— Сделаю, — только и молвил он.
— Что-нибудь от этой женщины у тебя есть? — спросил Павел.
— Часики.
— Дай их мне. Только тихо. Сними шапку, сунь их за клапан, шапку положи на стол.
Терентьев все так и сделал. Павел взял шапку, вынул и положил к себе в карман часики на черном креповом ремешке.
Потом передал Терентьеву под столом нераспечатанную бутылку, сказав:
— Только не торопись, а то опьянеешь. Нам еще долго сидеть, до вечера. Я тебе покажу одну палаточку, там ты и разгуляешься.
…Около девяти часов вечера Павел повел Терентьева поближе к центру.
Не дойдя немного до угла Первомайского переулка, Павел остановился.
— Вон, смотри, на углу стеклянный павильон. Это галантерейная палатка. Действуй.
Место было не очень оживленное, но прохожие попадались.
Терентьев, шаркая по асфальту своими галошами, размеренно и неторопливо направился к павильону.
Павел повернул в обратную сторону, отошел метров на сто и решил подождать, понаблюдать, что будет.
Было тихо, и скоро он отчетливо услышал лязг, какой-то хруст, затем крики: «Сюда! Сюда!» А через минуту раздалась, трель свистка.
Павел увидел, как две фигуры, сопровождаемые кучкой любопытных, пересекли улицу и скрылись за углом…
Куртис встретил Павла бранью. Он был взбешен и настолько не владел собой, что забыл услать Эмму.
— Где ты пропадал? — кричал он. — С вокзала он поехал к тебе. Почему ты не пришел в столовую?
— Какая столовая? — Павел простодушно поглядел на Куртиса. — С таким чучелом в центре показываться?
— Подумаешь, аристократ!
Павел тоже решил разозлиться.
— Если так, я вам скажу, маэстро, кое-что. Хотели, чтобы я с этим барахлом таскался по городу? Замарать меня хотели? И без того уже замарали! Хватит. Что вы ко мне прилипли? И не орите. На меня родной папа никогда не орал. Кажется, мы с вами распрощаемся. И боюсь, что навсегда.
Павел хорошо изучил натуру Куртиса. Старик был из тех, кто кипятится только до первого отпора, а наткнувшись на острое, моментально сникает. Так произошло и теперь. Куртис почувствовал себя усталым.
— Сядем, — сказал он. — Рассказывай.
Павел подробно описал все. Куртис слушал, закусив губу, полуотвернувшись и глядя в пол.
— Будем надеяться, что все произошло так хорошо, как ты говоришь.
— Чего вам еще надо? — возмутился Павел. — Ваш приятель благополучно попал в руки милиции. Вы же этого хотели?
— Он мне никакой не приятель… У него что-нибудь осталось из вещей?
Павел молча достал часы на потертом черном креповом ремешке, протянул их Куртису. Но тот, поглядев на них, брать в руки не стал. Он смотрел на часы, как на жабу.
— Их надо выбросить. Так, чтоб никто не нашел. Слышишь? Непременно выброси. Пожадничаешь — жалеть будешь.
Павел усмехнулся.
— Это я лучше вас знаю. Я же не аристократ.
— Деньги отдал?
— Конечно, отдал, — не моргнув, соврал Павел. — Но вот куда он их спрятать успеет, трудно сказать.
— Отберут, наверно, — безразлично предположил Куртис, вставая. — Мне пора идти. Но я тебя еще раз прошу: выброси часы. А ремешок лучше сжечь.
Павел не вышел из комнаты в прихожую, чтобы проводить Куртиса, — это было впервые. Старик, надев пальто, заглянул в дверь, сказал:
— Не серчай. — Тон у него был примирительный. — Скоро погуляем. А насчет замарать — глупость.
— Поживем — увидим, — ответил Павел.
ГЛАВА 17
Чего не знали Павел и Надежда
Контрразведчики думали, что Надежда не решится на убийство Воробьевой. Но, к их большому сожалению, он решился. И вот что произошло в Ленинграде, о чем не знали ни Павел, ни Надежда.
…Василий Терентьев, ничем не примечательный низенький человек лет сорока пяти, неторопливый, даже медлительный в движениях, одетый в длинное зимнее пальто грязно-синего цвета с черным барашковым воротником, в шапке-ушанке солдатского образца, в черных валенках с галошами, вышел на вокзальную площадь в толпе пассажиров, приехавших из Пскова в Ленинград, и остановился, чтобы осмотреться.
Шоферы стоявших чуть поодаль легковых автомашин торопливо, как родных, кинулись встречать приехавших, предлагая услуги. Это были не таксисты, а обыкновенные «леваки».