Ошибка Пустыни

– Я хочу подарить тебе это в память о моем бедном брате. Сегодня ему исполнился бы двадцать один год. Вы ведь ровесники?

– Наверное, я точно не знаю своего дня появления на свет…

– Узнаем, дорогая подруга. Непременно узнаем. Мои люди делают все возможное. – Ишиндалла сочувственно погладила Лалу по плечу и поднесла кубок с вином. – А теперь давай выпьем за моего брата и человека, который отомстил за его смерть. За тебя!

– За твоего брата! – Лала привычным уже движением выпила сразу все вино из небольшого кубка и улыбнулась.

Потом был кубок за мастеров Смерти, за дружбу, за дромов, за могущество Шулая, за шуларты, за саму Ишиндаллу и снова за дружбу. Глубокой ночью Лала вспомнила, что так и не видела Чигиша, но ей было слишком хорошо, чтобы думать об этом.

А утром, лишь первые лучи солнца перекрасили пустыню, к Лале нерешительно постучались. Она усмехнулась:

– Да входи уже, Чигиш! Я не сплю.

Но это был не Чигиш. Пряча глаза и с трудом сдерживая дрожь, на пороге появился паренек и попросил госпожу Мастера Смерти срочно выйти к озеру.

Еще издалека Лала увидела небольшую толпу. Предчувствие подморозило ей внутренности, и она почти побежала. Круг молчаливых ашайнов разомкнулся, давая ей пройти, но она не смогла сделать и шага. На песке сидел связанный Чигиш и тоненько по-девичьи смеялся. Изо рта его текли слюни, смешанные с кровью, а всегда аккуратные косы растрепались. Зрачки безумных глаз были меньше песчинки, отчего он казался чудовищем, надевшим кожу человека.

Лала рухнула перед ним на колени и схватила за плечи.

– Чигиш, что с тобой?

Один из работников сбивчиво пояснил:

– Он не говорит, госпожа. С ночи тут сидит, наверное. Как не замерз, удивительно. Его нашла Ликша, когда за водой ходила. Он стал кидаться песком и плевать в нее, она испугалась и людей позвала. Мы его связали, потому что он начал биться головой о землю… Госпожа Ишиндалла велела немедленно вас позвать…

При звуке имени Ишиндаллы Чигиш вдруг встрепенулся и захихикал:

– Госпожа… сладости… вкусненько… много-много…

Лала схватила его за грудки и встряхнула.

– Чигиш! Чигиш, смотри на меня! Это я, твоя госпожа, узнаешь меня?

Чигиш облизал разбитые губы, пустил большой пузырь из слюней, радостно закивал и повторил:

– Госпожа… сладости… вкусненько…

Люди зашептались, и Лала отчетливо услышала слова, от которых ей стало жутко: «пожиратель разума», «конец парню», «давно не было», «скорее убить», «зараза». Лала внимательно осмотрела кожу Чигиша, пощупала лоб, понюхала, чем пахнет у него изо рта, заглянула в уши и долго следила за реакцией зрачков на свет. Послушать, насколько ровно бьется сердце, не удалось, потому что Чигиш постоянно смеялся и дергался, мешая ей. А вокруг все шипели: «пожиратель».

Она вскочила и с ненавистью бросила, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Кто обидит его – прирежу! Отвести ко мне и охранять, следить, чтоб не сбежал и не умер. Ну, что стоите?!

Ошалевшие работники еще миг смотрели на нее с ужасом, а потом засуетились, подхватили Чигиша под руки и уволокли. А она тем временем кинулась к дрому и, не жалея его, погнала в сторону оазиса знахарки Ширии.

Вернулась она лишь на следующее утро. Вместе с Ширией они подняли все старинные целительские книги и даже отправили сокола в Шулай, к самому Шагдиршу – главе знахарей. Описанные Лалой симптомы не очень подходили к заразной болезни, которую вызывали маленькие, почти невидимые черви, именуемые в народе «пожирателями разума». Шагдирш в ответном письме склонялся к отравлению. Правда, яд, который давал такие последствия, давно не использовался в Пустыне, поэтому главный знахарь осторожно предположил переедание неочищенной юги. В качестве помощи больному Шагдирш предлагал обильное питье отвара змеецвета, кровопускание и постоянное движение, чтобы силы молодого тела боролись против недуга.

Однако двигаться Чигиш отказывался. Он сидел в углу, смотрел перед собой, часто моргал и повторял сквозь смех одни и те же слова про сладости. Лала насильно поила его и дважды в день пускала кровь, но легче ему не становилось. Вечерами, пока Лала ужинала с Ишиндаллой, за Чигишем присматривала единственная служанка, не испугавшаяся заразы. Или, наоборот, слишком боявшаяся Лалу, чтобы отказаться.

Ишиндалла сочувствовала Лале и предложила отдать ей любого здорового слугу, а Чигиша отвести в Пустыню, чтобы не мучился и не пугал остальных. Лала даже слышать об этом не хотела. Ишиндалла не настаивала, просто подливала вина в надежде успокоить подругу.

А через три дня Чигиш стал буйным. Он кидался на все, что движется, никого не слушал и вообще отказался есть и пить. Лала, глотая слезы, пробовала на нем все новые травы, но его только рвало зловонной пеной. В один из таких тяжелых моментов к Лале пришла Ишиндалла, чтобы лично узнать, как дела. Чигиш неожиданно успокоился и радостно потянулся к Ишиндалле, как младенец к матери.

– Госпожа… госпожа… сладости… Чигиш хороший…