Ошибка Пустыни

Единовременный вопль восторга взлетел в небо и волной убежал к горизонту. Пустынники плакали от счастья, обнимались и выстраивались в длинную очередь к господскому куполу. Лишь два человека остались в стороне. К ним и подъехала Ишиндалла:

– Я рада видеть тебя в добром здравии, Ученица Мастера Смерти.

– И я рада, – кивнула Лала, в то время как Чигиш почтительно склонился перед белым дромом.

– Жду тебя на торжественный обед, а слуге твоему за труды приказываю получить двойную долю вина.

Лала с Чигишем одновременно поклонились белой госпоже, да так низко, что она не увидела их ухмылок.

Через трое суток после Хвори, когда Лала пыталась восстановить погибшую грядку с целебными травами, вдруг поднялась суета. Все незанятые работники спешили к озеру, но она лишь пожала плечами. Мало ли что могло привлечь людей, которые живут только трудом во благо госпожи. Но когда до нее донеслись слова «чудо», «выживший» и «Мастер», она не выдержала. Кое-как обтерев испачканные в земле руки о фартук, она пошла туда, где уже собралась толпа. Увидев Лалу, все расступились, и у нее перехватило дух. На земле, обхватив грязными руками кувшин с водой, сидел Мастер Шай. Никогда еще Лала не видела его в таком состоянии: слипшиеся спутанные волосы, неимоверно грязный плащ, исцарапанное лицо и ввалившиеся глаза, в которых не было ничего, кроме усталости. Узнав Лалу, Шай чуть улыбнулся и хотел что-то сказать, но закашлялся, изо рта его потекла струйка крови, а глаза закатились.

Лала кинулась перед ним на колени, схватила за руку и вздрогнула – учителя мелко трясло, и был он горячее полуденного песка. Она обернулась к зевакам:

– Что стоите, как тупые козы! Быстро несите его ко мне!

– Нет, ко мне! – раздался властный голос.

Ишиндалла подошла незаметно, и впервые ее лицо выражало участие. Она кивнула Лале:

– Мастер Шай получит лучший уход, а ты собери все свои знахарские навыки. Сообщи мне, что будет нужно.

Не говоря больше ни слова, она развернулась и пошла к своему куполу.

В ту ночь Лала не спала. Ей действительно понадобились все умения. Мастера Шая, впавшего в забытье, терзала жесточайшая лихорадка, а весь оазис гудел, обсуждая, где он потерял своего дрома и как вообще выжил во время Хвори.

Вторые сутки растирая истощенное горящее тело специальными снадобьями и по каплям заливая в пересохший рот отвар пятисила, Лала иногда говорила с учителем, хоть и не думала, что он поймет и тем более ответит.

– Пожалуйста, не умирайте! Если бы тут росла огнеломка, я бы с жаром быстро справилась…

– И так… справляешься… – вдруг просипел он с закрытыми глазами.

Лала от неожиданности выронила плошку с отваром, и густая жижа мгновенно впиталась в ковер. Положив руку на лоб учителя, Лала не заметила уменьшения жара, но Шай задержал ее ладонь своей:

– Не убирай. Так хорошо… прохлада…

Лала покосилась на руку и только сейчас поняла, что это левая ладонь, со вшитым недавно розовым шулартом.

– Учитель, – шепотом позвала она, – а это может быть от того шуларта? Рука-то левая…

Шай открыл глаза, в которых не было и следа лихорадочного слабоумия:

– Конечно! Как я сразу не подумал, уже бы встал на ноги!

– Куда вам на ноги, вы еле живой были, – усмехнулась Лала, не отнимая ладони от его лба.

Мастеру Шаю становилось легче на глазах. Слабость никуда не делась, но ясность ума и осмысленный взор вернулись окончательно.

– Я бы поел…

Лала и подумать не могла, что умеет так изгибаться, чтобы, не убирая спасительной ладони от головы учителя, дотянуться до своего несъеденного завтрака и вручить больному кусок свежего хлеба с маслом юги.

– О, Мать-Пустыня, какое блаженство может принести простой хлеб изголодавшемуся! – Шай энергично жевал и улыбался.

– Сколько вы не ели? – спросила Лала, чувствуя, как ее волной заливает радость.

Он задумался и стал жевать медленнее.

– Два дня Хвори, три дня пути сюда и… Сколько я лежу?

– Вторые сутки.

– Ну, тогда больше недели. Это многовато.

– Учитель, молю, расскажите, что случилось?

Мастер Шай потянулся за водой и сел, придерживая руку Лалы, словно боясь, что боль вернется. Лале пришлось сесть с ним рядом на кровать. И пока тот рассказывал, она не шевелилась и почти не дышала.

– Я покинул Сайшон налегке в надежде поужинать в Гнезде Черной Руфы – этот оазис как раз на середине пути досюда. Взял только воды. Мне не хватило пары часов, чтобы добраться до укрытия. Мастера не боятся ночного пустынного холода, но Хворь – иное дело. Дром взбесился и мечтал от меня удрать. Правильно мечтал, кстати. Если бы не его теплая кровь, мне не жить.

– Вы пили его кровь? – с придыханием уточнила Лала.

– Я спрятался в его распоротом брюхе, и пока билось сердце, было вообще хорошо.

– Убили любимого дрома? – голос Лалы опустился до горестного шепота.

– Да, – коротко и очень тихо ответил он. – Иначе мы бы с тобой не разговаривали. Это было тяжело, ведь кинжалом я не мог его разделать.

– Почему?

Мастер Шай свел брови:

– Ты мне скажи.

Лала растерялась. Она точно сказала что-то не то. Но потом осенило: