Она не договорила. Звук собственного голоса показался совершенно чужим, что-то мешало слышать его. Что-то, гнездящееся в мыслях и в памяти. Это был низкий гул, далекий, но всеобъемлющий, почти не слышный, но ощутимый всем телом. Смертельный холод медленно-медленно, как старый толстый анук, обвил ноги Лалы и стал подниматься к груди. Она узнала этот гул. Она его уже видела однажды, когда еще умела видеть звуки. Тогда он ее напугал и швырнул на колени, пока недоумевающий Чигиш топтался на пороге. Лала в панике, напрягая глаза, стала всматриваться в темноту города. Все выглядело мирно и спокойно, но сомнений у нее не было. Хворь Пустыни вернулась.
Не понимая, что делать, обездвиженная ледяными цепями страха, Лала сидела у воды, прижав руки к груди. За пазухой притаился Джох, она слышала стук крошечного сердца. Снег настороженно смотрел в сторону Стены и почти не дышал. Сколько прошло времени, она не смогла бы сказать. Голос Хвори по-прежнему равномерно гудел в голове, но больше ничего не происходило. Запястье Лалы стало припекать, и она наконец оторвала взгляд от темноты города. Анук заскучал и пошевелился. Змей не боялся Хвори, и его спокойствие передалось остальным. Дром переступил с ноги на ногу, а сокол перестал дрожать.
Лала поднялась и осмотрелась. Ничего по-прежнему не происходило, будто Хворь звучала только у нее в голове. Более того, из ближайшего купола вдруг выглянула тень и выплеснула под куст содержимое ночного горшка. Человек даже не обратил внимания, что в ста шагах от него у воды стоит дром, которого тут быть не должно.
– Ничего не понимаю… – сказала Лала то ли себе, то ли темной воде, в которую смотрелись бледнеющие звезды.
Снег воспринял эти слова на свой счет и лег, подставив ей горб. Не дожидаясь приказа, он пошагал по спящим улицам к Стене, будто знал, куда хозяйке нужно. Только сейчас Лала поняла, что просидела в оцепенении у воды почти всю ночь. Утро медленно наползало на город, укрывая его легкой дымкой с запахом мокрого песка. За все время жизни в Шулае Лала не видела такого. Чем ближе подходили они к Стене, тем плотнее становился туман и тем медленнее двигался Снег. По-прежнему ни единого человека, ни единого звука. Даже шаги дрома стали неслышными, словно он ступал по шерстяному одеялу. В какой-то миг Лале показалось, что это очередной жуткий сон, но внезапно в пелене тумана сверху раздался кашель и хриплый зов:
– Смена!
Она подняла голову. На Стене обменивались сигнальным флагом две темно-синие фигуры. Этот возглас словно разбудил город. Чирикнула невидимая птица, кто-то снова закашлял, с натужным металлическим скрипом открылась дверь в Стене, за ближайшим куполом уронили что-то тяжелое и выругались.
– Мастер Смерти? Ты зачем здесь?
Лала обернулась на удивленный возглас. Начальник Стражи сонно таращился на нее, поправляя плащ.
– Все спокойно? – вопросом на вопрос ответила она.
– А то сама не видишь, – огрызнулся главный страж. – Хворь надвигается. Помоги Пустыня тем, кто не успеет добраться сюда до полудня.
– Мне нужно наверх, – удивившись собственному желанию, заявила Лала.
Начальник стражи только пожал плечами:
– Приказ никого не выпускать.
– Мне не из города, а просто на Стену!
– Все едино. Только по личному распоряжению Мастера Шудра.
Лала опешила. Широкая синяя спина уже удалялась от нее, и просьбы точно не сработали бы, но она все же воскликнула:
– Это очень важно!
– Только по пропускам!
Смысл сказанного шел до нее долго, начальник уже успел скрыться в Стене, когда она вдруг посмотрела на свое правое запястье с бледно-коричневым оттиском кольца Шудра.
– Вот пропуск!
В отличие от Мастера Стены главный страж не задумывался о странном цвете пропуска. Он лишь недовольно буркнул:
– Сразу не могла сказать? – и тут же властно крикнул в темноту внутристенного прохода: – Пропустить!
Крутая винтовая лестница внутри башни освещалась вмурованными в стену шулартами. Их было меньше, чем в Маяке, но Лале показалось, что светятся они намного ярче. И это напугало ее. Кроваво-красные отблески наполняли башню ощущением тревоги, и сердце ускорялось. Подъем казался бесконечным, и когда наконец Лала выглянула наружу из небольшого люка, липкий туман грядущей Хвори чуть ли не обрадовал ее. Стена оказалась намного шире, чем видится снизу. Поперек нее можно было поставить голова к хвосту трех дромов. Лучник не знал, как себя вести в присутствии Мастера Смерти, поэтому просто отошел подальше и чрезмерно внимательно уставился на горизонт.
Лала же замерла в немом восторге. Она стояла строго на границе двух миров: безжалостно-горячей красной пустыни и белоснежно-зеленого неприступного Шулая, чуть замазанного туманом. Стена показалась ей величайшим творением, которое не могли создать обычные люди. Даже Маяк не вызывал в ней такого священного трепета. Угрюмая тревога, которой была пропитана лестница внутри башни, здесь бесследно исчезла, растворилась в смеси жаркого дыхания пустыни и утренней свежести города. Правда, ненадолго.